Дмитрий Щедровицкий - Стихотворения и поэмы

Сквозь вечерние ветви – окно,
Что, прохожих крестом осеня,
Ждёт тебя навсегда и давно
Для светлейшего утра и дня.

Ты затепливших лампу людей
Не узнал, но замедли свой шаг:
Здесь ты плакал в дремучей беде,
Здесь плоды золотые вкушал.

Здесь осмысленный ливень минут
Сердце вверг в откровенье и дрожь…
И тебя здесь по-прежнему ждут
И не верят, что мимо пройдёшь.

Круглая-прекруглая церковь на Ордынке,
Как-то так построена, что вернёшься к ней –
Небо детства движется, кружатся снежинки,
Только мысли белые сделались длинней.

Только переулки – уже и короче,
Встречи – безвозвратней, сумерки – темней.
Низенькая церковь, тише. Дело к ночи.
Мрак не отличает людей от их теней.

Слово молвить не с кем. Тишь. И тем не менее
Слух твой переполнен: это ночь и снег.
Церковь невысокая – скорбное знамение.
Снегопад разросшийся. Онемевший век…

Только пастбище белого стада
Душ пугливых и кратких в пути:
От разлада до снежного сада –
Город полуприкрытого взгляда
Из-под озера сна, взаперти.

Так и вспомнятся строгие стены,
Оплетённые клейкой травой,
Эти площади – выплески пены,
Растворяющие постепенно
В цепкой поросли выговор свой.

Здесь мы бегали в детстве когда-то,
Водной гибели не осознав,
По путям Грановитой палаты,
По годам, по Стране-без-возврата,
Сжатой жёлтым узорочьем трав…

…Но это было в детстве, в день
Невиданно-певучий,
Когда казалось, что удел
Назначен самый лучший

На много-много лет вперёд,
И птиц, мелькавших близко,
Ловил, раскрыв стеклянно рот,
Солдатик с обелиска.

Он так ленился, так хотел
На травке растянуться,
Но вот несчастье медных тел –
Не встать, не шевельнуться…

Кто ведал, что в любой беде
Пред мокрыми глазами
Предстанет этот детский день –
Прозрачный, несказанный,

И что не будет сверх него
Ни воздуха, ни пищи,
Что он – навек. Как торжество.
Как воин тот застывший…

Был вечер – нестройного лета итог.
Кончал мотылёк свой последний виток
Над лугом. И в лиственный ворох,
Как звуки, вплетались обрывки цветов,
И сохли кусты разговоров,

Говоренных в долгие светлые дни,
Когда во вселенной – куда ни взгляни –
Слетаются эльфы на танцы,
Склоняется небо к аббатству Клюни
Без долгих дождливых нотаций…

Но длился исход доброты и тепла,
И Божья рука не сквозь море вела,
Не к обетованным нагорьям,
А к собственным душам, сожжённым дотла
Грехом первородства и горем,

К осеннему ропоту, к снам наяву.
Ты видишь – забыв о земле, я плыву
По хмурому морю избранья,
Склоняя недожитой жизни главу
На иволги голос ранний.

Ты знаешь, конец мой не будет жесток,
Поскольку багровый склонился цветок
Над пропастью памяти. Где-то
Ведёт Моисей племена на Восток,
И длится палящее лето…

Принимались учить нас,
Исходя из готических мер,
Шельмовали античность,
Эпикура – распутства пример,

С нами в прятки играли,
Заставляли глаза закрывать
В разожжённые дали:
За словами вставал Бухенвальд –

Лес безлистого бука,
Незабытых, надмирных обид.
Кровью тени аукай –
Лишь на кровь отзовётся Аид.

Вот по кровлям, по доскам
Гулкий шёпот, ветвясь, поскакал –
Это Моцарт с Чайковским
В нашу честь пьют последний бокал.

Вот он пуст и расколот –
Удлинённой глазницы хрусталь.
Нары светятся. Город
Вознесённых число наверстал.

…Продолжали учить нас,
Исходя из аттических мер,
Трактовали античность,
Эпикура – бессмертья пример…

Началось с немногого: расселись
Музыканты лета,
Вырос нотный и кленовый шелест
В первый звон рассвета.

И уже потом, над далью липкой
Патоки цветочной,
Вторила пчела небесной скрипке
Репликою точной.

Музыкальной фразой, дивным дивом
Замелькали ели.
Но не это было лейтмотивом,
Не об этом пели –