Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения

А поезд впервые вбегает в такие леса —
За ним остается протоптанная полоса.
Сквозь белые рощи проносится он прямиком,
Вагоны продуты черемуховым сквозняком.

Плывет и качается влажно-зеленый хаос,
Мгновенья, как птицы, взвиваются из-под колес,
И в чьих-то глазах ослепительно отражены
Дрожащие звезды, счастливые звезды весны.

Надо мной висят стрекозы
Легкой дымкой слюдяной.
Нимфы севера — березы —
Скромно шепчутся со мной.

Не страшась идет лисица
По тропинке прямиком,
И в траве змея струится
Светло-серым ручейком.

А в реке, в затонах сонных,
Средь зеленоватой тьмы,
В омутах незамутненных
Дремлют мудрые сомы.

И, планету огибая,
Мирно реет надо мной
Небо — птица голубая
С кругло-желтой головой.

Последний кабак у заставы,
И в инее конь у крыльца.
В снега величайшей державы
Дорога легла без конца.

В недолгом трактирном уюте
Задумайся у камелька,
Какие пути и распутья
Ждут путника и ямщика.

Художник останется с нами,
А кто-то шагнет в неуют,
А кто-то расстанется с нами —
И версты в глазах поплывут.

Он едет по снежной равнине;
Морозно, бело и темно, —
И все, чего нет на картине,
Ему испытать суждено.

В сыром пароходном дыму
По набережной залива
Цветы неизвестно кому
Несет человек торопливо.

Подобран осенний букет
Как бы в ослепленье счастливом —
И желтый, и розовый цвет,
И алый с лиловым отливом.

А окна рассветом горят,
Разбросано пламя по кленам,
Патрульные чайки парят
В полете целеустремленном.

И пахнет опавшим листом,
И радостно так и тревожно
Трубят пароходы о том,
Что все в этом мире возможно.

За пятьдесят, а все чего-то жду.
Не Бога и не горнего полета,
Не радость ожидаю, не беду,
Не чуда жду — а просто жду чего-то.

Хозяин вечный и недолгий гость
Здесь, на Земле, где тленье и нетленье,
Где в гордые граниты отлилось
Природы длительное нетерпенье, —

Чего-то жду, чему названья нет,
Жду вместе с безднами и облаками.
Тьма вечная и негасимый свет —
Ничто пред тем, чего я жду веками.

Чего-то жду в богатстве и нужде,
В годины бед и в годы созиданья;
Чего-то жду со всей Вселенной, где
Материя — лишь форма ожиданья.

Ты в былое свое оглянись:
Все — от камня до человека —
Торжествующе тянется ввысь,
Как в возвышенном мире Эль Греко.

И чем дальше уходят года,
Тем властительней и своевольней
Память строит свои города
И надстраивает колокольни.

Память ставит своих часовых
У черты, у расстанного круга,
И покуда мы живы — в живых
Оставляет убитого друга.

И порою, не помня имен,
Все исходы забыв и невзгоды,
На полянах ушедших времен
Водит праздничные хороводы.

Быть может — вдалеке, быть может — за стеною,
Быть может — подо мной, быть может — надо мною
Пластинку прежних лет опять заводит кто-то,
И у меня с утра не спорится работа.

Сквозь известь и кирпич, сквозь плиты перекрытий,
Сквозь время, сквозь пласты слежавшихся событий,
Как через кожу шприц — мне прямо в сердце вколот
Напев тридцатых лет, когда я был так молод.

Обшарпанный рефрен, любовные угрозы,
И в голосе певца заученные слезы,
Но за тщетою слов, за их усталой сутью
Вся жизнь мне предстает как вечное распутье.

Еще не пробил час, и жребий наш не выпал,
И тысяча надежд раскинута на выбор;
Все впереди еще — и доброе, и злое.
Еще в грядущем все, что отошло в былое.

И голоса друзей, войной навечно взятых,
Мне слышатся вдали, и в громовых раскатах
Напев тридцатых лет звучит в пыли дорожной,
Преобразясь в хорал возвышенно-тревожный.

На Невском проспекте, где зданья
Всё те же, что до войны,
Сгущаются воспоминанья,
Нежданно сбываются сны.