Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения

Пока еще не рассвело,
Иду вдоль туманного луга,
И мыши летучей крыло
Касается лунного круга.

Природа чего-то все ждет —
Но только не света дневного,
Не наших трудов и забот, —
Чего-то иного, иного.

Сама в себя погружена,
Собою полна до рассвета,
Сама от себя тишина
В тиши ожидает ответа.

Амнезия, амнистия души,
Забвенье бед и полное забвенье.
Былого нет. Все заново пиши,
Как гений — первое стихотворенье.

Но так ли? У больного грустен взгляд:
Нет прошлого — подмоги и опоры;
Дома и люди о себе молчат,
Безмолвствуют грядущего просторы.

И нет ему в забвении добра,
И нет пути темней и безысходней —
Шагать, не зная завтра и вчера,
По лезвию всегдашнего сегодня.

Звезды падают с неба
К миллиону миллион.
Сколько неба и снега
У Ростральных колонн!

Всюду бело и пусто,
Снегом все замело,
И так весело-грустно,
Так просторно-светло.

Спят снежинки на рострах,
На пожухлой траве,
А родные их сестры
Тонут в черной Неве.

Жизнь свежей и опрятней,
И чиста, и светла —
И еще непонятней,
Чем до снега была.

Нас двое — я и я. Один из нас умрет,
Когда настанет день и час его пробьет;
Уйдет в небытие, растает словно дым,
Растает — и навек расстанется с другим.

Пускай твердит ханжа: «Враждебны дух и плоть».
Здесь дьявол ни при чем и ни при чем Господь.
Не с телом — сам с собой в борьбу вступает дух,
Когда в самом себе он разделен на двух.

Жизнь, словно прочный бриг, по хлябям, по волнам
Несла обоих нас, не изменяя нам, —
Но в штормовые дни один крутил штурвал,
Другой, забравшись в трюм, молился и блевал.

Умрет лукавый раб, умрет трусливый пес —
Останется другой, который службу нес.
Бессмертен и крылат, останется другой
На вечный праздник дней, на вечный суд людской.

Сегодня памятна немногим
Та довоенная игра:
Сигнал химической тревоги
Звучал со школьного двора.

Противогазы надевали
И шли, выравнивая шаг,
И стеклышки отпотевали,
И кровь тиктакала в ушах.

И было в жизни всё, что надо,
И молодость была легка,
Лишь голоса идущих рядом —
Как будто бы издалека,
Сквозь маску.
И наставник классный,
Едва мы возвращались в класс,
С задумчивостью, нам неясной,
На нас поглядывал подчас.

Склонясь над нашею судьбою,
Он достоверно знал одно:
Там, в будущем, сигнал отбоя
Не всем услышать суждено.

Напрасно старается память
Достигнуть былых берегов —
Чьего-то лица не представить,
И чьих-то не вспомнить шагов.

Кончаются сроки храненья
Для многих имен и страстей,
Для юношеских невезений,
Для давних надежд и вестей.

Но всё, чем жилось и дышалось
На дымных распутьях войны,
Не убыло, и не распалось,
И явью является в сны.

Там радости и сожаленья,
Там холод и вспышки огня —
И памяти сроки храненья
Даны до последнего дня.

Сиротеют военные ордена.
Кто вернулся живым тогда,
Тех, кого на войне не взяла война, —
На мушку берут года.

Мы живем — живые среди живых,
Но друзей уже многих нет —
Командиров запаса и рядовых,
Журналистов военных лет.

Не дарит бессмертия мирный быт,
Не молодит седина.
С паспортов на дерево и гранит
Переносятся письмена.

Так вне строя, забыв земные дела,
Отбываем волей судеб
К тем, кого война на войне взяла,
С кем делили блокадный хлеб.

Но Отчизна навеки нам дана —
Это ей мы в свой строгий час
На храненье сдаем свои ордена,
На храненье сдаем свои имена
И уходим в вечный запас.

Мне город — каменное утешенье,
Хоть не поймет вовек его душа
Моих ошибок мелких мельтешенья,
Моих удач, не стоящих гроша.