Лев Халиф - ЦДЛ

Да у кого она на месте – душа!

Женщина, близко к сердцу прижавшая судьбы литературы нашей… Матрона, праматерь успехов и провалов. Кто только здесь не был? Не лоно, а мемориальный музей…

А вот и ее дочка! Я думал, до чего же плохо воспитан. Так и хочется тронуть ее за коленку. Не тронул. Традиция. «Вы плохо воспитаны», – сказала она.

Идет поэт. Сегодня у него сразу две радости – родился сын и жена не знает об этом.

Вот идет Дармоедов – человек, всю жизнь объясняющий свою фамилию.

А это поэт, испросивший разрешение быть смелым. Такие беспартийные вернее партийных! Вожди духовные с душком…

Как дожди идут вожди, задирая заграничные штиблеты и держа свои «ронсоны» на золоченой привязи к брюкам. Вот снимет их и тогда даст прикурить!

Колотит кто-то себя в грудь, назад вбивая женское начало. Стихи выдают в нем отличную поэтессу.

Потрясает бюстом актриса… Зачем ей быть актрисой, если она уже женщина?! Плачет актриса – уставшая от освещения кожа…

И отмирает кожа наших взглядов.

ЦДЛ… Здесь создатель «Мойдодыра» и «Тараканища» (удивительно, как это усатый генсек не заметил наисарка-стической усмешки-издевки?) – свой до дыр Корней Иванович Чуковский был встречаем неизменным вопросом: «Почему, когда вы пишете хорошо, то подписываетесь полностью „Корней Чуковский“, а когда плохо, то сокращенно – „Корнейчук“?» [5]

Грибачева здесь не грех спросить – почему у всех прическа как прическа. А у него прическа из… ушей? Хитер как лис. А вот в отличие от лиса – лыс. Не потому ли лыс, что всегда лез… Кому только не прислуживался. Где только не терся. Вытерся… Дерьмократ!

На стенах храма – автограф хама.

Литература! Кто только не хочет увековечить себя на твоем отвесном берегу? Скалы пестрят надписями, как скамейки. «Здесь был Вася».

Вырезая ножичком дату, кто-то притуляет еще и Петю. «Вася плюс Петя – талант». Соавторы!

Если наука – кладбище гипотез. Клад замыслов – ЦДЛ. Здесь замысливаются строки. И сроки. Здесь вспыхивают и угасают биографии.

Отсюда обычно едут стреляться писатели в свои пригороды. Как Дима Голубков, с виду такой благополучный. Сюда приносят они свои «издранные» произведения. С невероятно оптимистическими фотографиями на обложках. А потом вздергивают себя в коммунальных туалетах, предварительно прикнопив записку: «Прощайте, кунаки! Желаю вам умереть красиво!»

Здесь пропивают свои первые и последние гонорары. ЦДЛ – извечное правдоискательство. Выяснение – кто есть кто? Борьба за право называться первым. Хотя бы в пределах ЦДЛ.

Смеляков спорил с Твардовским, утверждая, что именно он первый поэт России.

Твардовский спорил с Кочетовым, что писателю помимо веления партии и сердца надо бы еще иметь хоть какой-то талант. Кочетов уверял, что талант не обязательно. Было бы веление! Вокруг помалкивали смирные люди.

В любом жанре Смирновых – на выбор. Марковых, под маркой писателя, тоже. Под одну обложку лезут сотни. Тысячи. Как под единственное коммунальное одеяло в холода. Ажиотаж. Один за всех. Все – за одного. И все – против всех.

Таран коллективного творчества. Извечное советское «Даешь!».

Стереотип писателя. ЦДЛ – штамп. Схожесть друг с другом чудовищная. Не говоря уже об однофамильцах. Под одной и той же фамилией ходят по двадцать с лишним писателей.

Такое ощущение, что ЦДЛ экспериментирует с подопытными на приживание. На безличие. Пробует. Запускает, неистово вкручивая их в орбиту вокруг бедных многочисленных читателей. Может, хоть один западет. Кто есть кто?

Один считает, что он Блок. До мужицкого поджога. Еще не написавший свои «Двенадцать». Другой, явно не патриот, Лорка. Третий истинно по-русски хочет быть Есениным. Следующий, со стопроцентной потерей зрения, возомнил, что он Гомер. Ему виднее…

Никто не хочет быть Джамбулом. Или, на худой конец, Бровкой. Вот разве что Кафкой – рисково.

Кто первый? Первых много. Тут бы выяснить – кто второй? Да и отсчет надо вести с другого конца. Чтобы признать одного талантливого, скольких бездарей потребуется перечеркнуть!

Семеро одного – ждут! Потому что семеро одного жрут.

Писатели по призыву. Когда-то сбросившие с корабля современности ненужный балласт всечеловеческой культуры. Засучив рукава для новых деяний.

Невежественные и бездарные… Чему они научились за полстолетия? Ныне «активно делающие литературу» – писатели по путевке комсомола. Посконные и сермяжные, добавившие к своему привычному быту телевизор. И библиотеку непрочитанных книг. Они постигли толк – как надо жить не впроголодь. Жить бесплатно. Но писать не научились [6]. Полвека надувают они гигантский дирижабль пустословия. Из поколения в поколение дуя кислым воздухом. Принужденно читая по бумажке для них написанные кем-то пограмотнее, ничего не говорящие слова с высоких амвонов своих вороньих съездов.