Дмитрий Пригов - Монады

На следующий день я уехал в Лондон.

Навестил там и небольшую улочку Эбби Роуд, знаменитую тем, что четверка лихих Битлз была зафиксирована здесь фотографом во время пересечения ею гуськом этой самой Эбби Роуд по пешеходной зебре. Сия фотография значится на конверте одноименного диска. Ну, да это помнит и знает весь мир. С тех пор служащие звукозаписывающей фирмы регулярно замалевывают белой краской ограду студии, мгновенно вослед покрывающуюся автографами и иероглифами стекающихся со всех сторон обитаемого света обожателей поп-героев тех да и нынешних времен. Кончится ли это когда-нибудь? Навряд ли. Да и жалко было бы.

А до того улочка была известна разве что своей территориальной близостью к немалой лондонской ландшафтной знаменитости – Риджен Парк, куда девочка (опять оговариваюсь, что к тому времени она, конечно же, была уже далеко не девочка) ходила гулять по воскресным дням, на какой-то срок арендовав однокомнатную квартирку в огромном кирпичном, мрачноватого вида доме именно на Эбби Роуд.

Потом довелось мне побывать и в Брайтоне, где недолгое время она проживала. Я проходил пустынной по осени набережной, выходил на мощный деревянный пирс, шел в его самый дальний конец, глядел на спокойную зеленоватую воду. Брел назад вдоль роскошных отелей, где любят проводить свои съезды представители самых различных политических партий и где одну из них чуть было не взорвали вконец отчаявшиеся ирландские террористы. Да, было такое.

Вскорости, как мне стало известно, милый честерский органист вполне мирно скончался в своем родном Честере. Мир и покой его праху!

Несмотря на, казалось бы, немалые, даже именно что половинные английские корни, девочка с трудом приживалась в Англии. Да оно и понятно. Ведь весь их китайский быт был, скорее, русско ориентированный или, лучше сказать – русско-ориентальный. К тому времени она, проведя уже значительную часть свой жизни в российских пределах и вполне попривыкнув к немалым тамошним морозам, – удивительное дело! – мерзла в мягком английском климате. Она была неистребимо русская.

Кстати, забавно, в один из самых первых дней своего пребывания в Англии она зашла в какое-то роскошное кафе и, проглядывая в меню огромный список разнообразнейших английских чаев, в вынесенном в самый конец разделе наткнулась на скромный список кофе. Один из них назывался: кофе по-бедуински. Понятно, что именно его она и заказала.

Изредка, правда, ей во сне опять являлся дракон времен ее детства. Он стремительно спускался с неимоверной высоты, сразу загораживая собой все небо. И замирал прямо у ее лица. Во сне она была снова той самой девочкой. Дракон застывал, словно задумавшись, что же предпринять дальше. Да, годы, проведенные ею вдали от страны великих драконов, поубавили их решимость и стремительность. Дракон так и стоял перед лицом, тяжело дыша, бессмысленно и редко моргая толстыми мясистыми веками.

В одно из своих посещений Амстердама, где в то время обитал ее сын, в его отсутствие она навестила жилье, которое он делил со своей тогдашней крупной и улыбчивой голландской подругой. На канале Принцен Грахт, где я тоже останавливался в одном из скромных отелей во время краткого визита в Голландию. Было лето. Было сыровато. Я гулял вдоль каналов. Вечерами же встречался с местными внимательными студентами, объясняя им странности и даже загадочность российского культурного быта. И просто быта.

Да, я, кажется, забыл помянуть, что в Москве девочка успела выйти замуж. Ненадолго.

Вскорости, оставив мужа, она, как поминалось, уехала в Англию. Изредка перезванивалась с ним, оповещая об успехах увезенного без всяких проблем и претензий с мужниной стороны сына. О какой-либо финансовой помощи, естественно, речи не шло. Да и какая помощь от нехитрого богемного обитателя советских коммуналок. Ну, понятно, о ту пору уже и не коммуналок. Да и к тому же вскорости грянули времена великих перемен. Но все равно ни о какой финансовой поддержке речь не могла идти. Она и не ожидала.

Пересеклись они за все время разлуки только единожды в том же самом Амстердаме, куда он с невнятной группой новейших авангардных художников прибыл на такое же невнятное мероприятие. Но успех всему русскому, преодолевшему в себе советское, тогда был обеспечен по всему миру.

Я знал его по Москве. Неряшливо одетый, небритый, с вечной сигаретой во рту. Эмоционально сухой, он производил на окружающих впечатление человека нечувствительного и даже грубоватого. Так оно и было. Но мыслил он точно, хотя и узко.