Дмитрий Пригов - Монады

Он снова стукал палочкой по столу. Его желтое лицо как будто отсутствовало рядом с ослепительно черным нарядом и маленькой мерцающей, источающей наружу слабое кровотечение красной точкой.

А вот музыка не случилась ее любимым занятием. Не случилась. К тому же она непосредственным и даже, можно сказать, безобразным образом оказалась связанной с пугающим безумием.

Миловидная моложавая русская учительница Елизавета Сергеевна натурально прямо при девочке, не отходя от рояля, сошла с ума.

Но и до того у нее отмечались весьма странные проявления. Что-то с ней произошло там, в стране большевиков, откуда она исчезла и совсем недавно объявилась у них в Тяньцзине неведомым способом. Никого она не знала, и никто не был свидетелем ее предыдущей жизни.

Как позднее узнала девочка, ее жестоко изнасиловали. Причем насиловали многие и много дней. Каким способом она вырвалась оттуда, было неизвестно. Да и непонятно. Хотя в их эмигрантской жизни было немало подобных примеров таинственных появлений и исчезновений разного рода российских персонажей. Так что и приключившееся с учительницей восприняли как нечто вполне обыденное. Ну, не вполне. Но все-таки приемлемое.

Пугающий приступ прямого безумия случился с ней внезапно. Ее увезли прямо с урока. Со странным застывшим выражением лица она сидела, раздвинув ноги и засунув между ними ладонь, вытворяя непристойные жесты. Может быть, она пыталась защититься? Скорее всего.

Девочку быстро увели. Сестры знали и понимали побольше. В присутствии девочки, когда речь заходила об этом случае, они молчали и загадочно улыбались. Девочка не расспрашивала.

И до того ей не раз доводилось слышать рассказы про жутких большевиков. Они смешивались в ее голове с историями про хунхузов. Эта кличка повелась за ними от «чинг-хунгз» – то же самое насилие, по-китайски. Они сжигали дома бедных добропорядочных поселян и горожан. Отнимали вещи у людей. А если те сопротивлялись, вцепляясь в свою жалкую собственность двумя худющими руками, то злодеи острейшими ножами обрезали вещи прямо с руками бывших владельцев и бестрепетно уносили с собой. Страшно! Но так рассказывали.

По ночам девочке представлялось, как темные толпы почти невидимых теней обступали их жилье, одним махом перелетали забор и тихо входили в дом. Как ни пыталась уже засыпающая девочка всеми силами, упираясь в гладкий паркетный пол скользящими ножками, удержать дверь, та неумолимо растворялась, пропуская внутрь многочисленных злодеев. Девочка наваливалась всем тельцем, но они проскальзывали в щель мимо, не замечая ее. Даже не касаясь. Только некая странная прохлада исходила от их промелькивающих тел.

Девочка вдруг вспоминала, что она спустилась вниз, не успев предупредить родителей. Бросив уже бесполезную дверь, бежала вверх, видела растворенную родительскую комнату и толпу мрачных пришельцев, молча склонивших головы, укрытые черными капюшонами. Они расступались перед ней и безропотно пропускали в спальню. Девочка долго шла узким коридором из их отшатывающихсяи покачивающихся темных фигур. В ужасе подходила к кровати. Взглядывала и не узнавала лежащих в ней женщину и мужчину. Они покоились застывшие, как ледяные, с закрытыми глазами. Веки были ярко-синими.

Так вот и увезли беднягу-учительницу из их дома. Девочка как-то даже равнодушно следила из окна между вторым и третьим этажами, как ее, покорную, под руки сводили с крыльца два незнакомых ей мужчины. Посадили в большую, как короб, черную машину.

Мать взяла девочку за руку и увела к себе в комнату.

На том закончилось ее музыкальное образование. А жалко.

Однажды ярким ранневесенним утром, войдя в детскую комнату, сен шен, быстро и как-то даже хитровато взглянув на детишек, вынул откуда-то из-под черной полы огромный ослепительно белый платок, приложил к абсолютно сухим глазам и произнес:

– Сыталин джу си сы лы! – что значило: вождь Сталин умер. Платок означал, что учитель плакал и скорбел.

И началось.

– И куда ж ты, детонька, одна-то? – сокрушалась не очень-то исполненная любопытства спутница.

Но как ей было объяснить? Да и себе самой объяснить было непросто.

Я попытаюсь.

Со времени установления советской власти в Китае поначалу вроде бы ничего и не поменялось. Та же самая рутинная буржуазная жизнь. Мало что приключалось. Разве что вдруг девочка с братом единоразово заболели коклюшем, наперебой заходясь в сухом кашле, как кошки, покрываясь испариной и изнемогая. После очередного приступа, случавшегося у них почти одновременно, они наливались краской. Потом бледные и мокрые откидывались на спинки стула или кровати и надолго замирали. Но прогулки не прекращались. Считалось, что они способствуют выздоровлению. Да так, видимо, оно и было.