Дмитрий Пригов - Монстры

Ленька лично знал некоторых из футбольных героев, так как брат его тоже играл в команде, составленной в основном из рабочих единственного в городке завода. Брат же был вызываем одинокой матерью Леньки после возвращения того из очередного беспамятного побега. Молча входил в тесноватую и темноватую комнату Леньки. Оглядывался. Останавливал взгляд на сжавшемся, но неодолимом в своем странном и бесполезном упорстве младшем брате. Выдергивал из темно-серых обвисших брюк широкий ремень и молча стегал Леньку по чему попало. Ленька молчал. Брат тоже молчал. Оба молчали. Ленька сопел. Брат же еле слышно покрякивал вслед очередному редкому, но болезненному удару. Потом говорил:

– Понял? Мать уважать надо.

– Угу, – кивал Ленька, застегивая штаны. И так до следующего раза.

Так что ему было дозволено иметь свое мнение.

– Пошел ты врать.

– А вот и не вру, а вот и не вру, – зашелся от обиды Федя, почти прижимаясь к Ваське, принявшему Ленькин вызов.

– Почему это врет? Дай человеку договорить.

– Вот и не вру! Вот и не вру! Тетка рассказывала. Она тоже в городе работает. Работала. В одном цеху с Жекой. И с Толяном Смирновым. Вон, когда Колькина тетка Поля с молокофермы померла, так все холодные, когда помирают, а она вся разогрелась. Ее обливают, а вода на ней кипит прямо. Мужики воду ведрами таскали. Упарились. А однажды, когда живая была, прямо посреди молокофермы загорелась. Сама. Стояла, стояла и загорелась. Полфермы сгорело. И коров подохло – ужас. Ее судить хотели, а потом простили. Она же не виновата. Сама по себе загорелась. Потому что у нее энергии. – На слове «энергии» все не то чтобы уважительно, но как-то повнимательнее глянули на него и полностью поворотили к нему свои настороженные лица. – Вот. А как ее охладили, говорят, тайно куда-то в город увезли. Исследовали, из чего состоит. Потом сожгли в тамошнем криватории, чтобы никто не знал. И воду, которой поливали, куда-то увезли. Корову одну попоили, так ее прямо разорвало на части. Вот. А ты говоришь.

– Крематории, – поправил Димка.

– Чего?

– Не криваторий, а крематорий.

– А при чем здесь холодный человек? – не унимался Ленька.

– Когда он подходит к воде, – неожиданно вступил в разговор Димка, – все холодные частицы к нему тянутся. Своего чуют.

Никто не осмелился возразить.

– И что? – спросил, затягиваясь остатком изжеванной папиросы, Васька, прищурив левый глаз от разъедавшего дыма.

– А то, что вот ты, Васька, к воде подходишь: – снова начал Федя, но Васька остановил его рукой.

– Да, подходишь, – продолжил за него Димка, – и ничего. Все тихо. Потому что ты в принципе теплый.

– Ну, а ты подойдешь? – осторожно спросил Васька.

– Посмотреть надо, – как-то безразлично даже отвечал Димка.

– Да, да, – опять засуетился Федька. – Мы вот все своим теплом перекрываем. А если с одним: – и замолк под спокойным взглядом Димки.

– Ладно ты, мраморный, – поставил на место Васька слишком уж, на его взгляд, утвердившего значительность и серьезность своей персоны Димку. – Что вместе? – спросил он Федю.

– Вместе мы нейтрализуем, – выговорил Федя. – Тетка сказала. Когда много людей подходят, то ничего и не бывает. Это называется нейтрализуем. А когда отдельно – то все и происходит.

– Правда? – обратился Васька к Димке. Тот пожал плечами.

Прилегли на траву и закурили по новой. Белобрысые, подстриженные под машинку головы сияли под открытым солнцем. Ни облачка. Коршуны медлительно и разнообразно кружили на разных высотах. Их траверсы иногда пересекались. Тогда нижний перекрывал верхнего, на мгновение замирая и образуя с ним странное монстрообразное двухголовое сочетание. Потом расходились. На противоположной стороне реки привычно краснели стены знакомого монастыря. Совсем еще недавно он вызывал нестерпимое любопытство не только наших пацанов, но и всего окружающего населения. Он был закрыт. Секретный был. Изредка к нему подъезжали большие зеленые крытые машины с неведомым содержимым. Некоторые из местных работали там. Им строжайше запрещалось распространяться как о роде своей деятельности, так и обо всем, там происходившем. Ну, естественно, как и что утаишь среди людей от подобных людей же. Таки и не утаивалось. Говорили, там собраны психи со всей страны. Вроде бы хотят их на пользу стране приспособить, чтобы не жрали дармовые харчи. И вправду, с продовольствием были серьезные трудности. На всех не хватало. Народу-то вон сколько! И все есть хотят. Не напасешься. А тут еще бесполезных надо кормить. Так ведь психи – как их чему полезному обучишь? Приходилось лупить. А они от той нестерпимой боли свет из себя выпускали. Иногда это свечение было видно и со стороны. Даже с посада, где обитали наши пацаны. Все тогда оборачивали головы в сторону монастыря и замирали на мгновение. Свечение длилось не больше упомянутого мгновения. А то и меньше. Не всякий успевал и уловить. Может, привиделось. Примерещилось. Народ-то у нас падок на подобные фантазии и мороки.