Дмитрий Пригов - Монстры

– Импортное. Гадость? Нет? В общем, тоже умеют, если хотят.

– Уж извини. Что успел, то успел.

– Да я не в укор. Так, в поучение, гений ты мой, – он легко улыбнулся. – Лапонька моя трансцендентная!

– Перестань, – поморщился Ренат.

– Ну вот, – сделал мягкое округлое движение небольшой ручкой собеседник, – ругаешь вино и тебя – нехорошо! Похвалишь – еще хуже.

Дождь за окном стих. В негустом висящем влажном мареве смутно и расплываясь просвечивало окно в доме напротив. Там женщина кормила мальчика. Он был худой и мелкий. Все время задирал бледную остренькую мордочку на резкие и громкие окрики женщины. Она выглядела весьма раздраженной, резко оборачиваясь к плите, нервно переставляя там что-то. Так же резко обращалась к мальчику и почти бросала ему в лицо какие-то тарелки с неким содержимым. Он едва успевал подхватывать их тоненькими паучиными лапками. Опять забарабанил дождь, и сплошное колеблющееся полотно заволокло наружное пространство.

– Аттракции нужны. Чтобы привлечь, а потом отделить. Ну, наподобие некой налипшей шкуры. Вернее, как слизистое образование. Дать устояться, обрести телесную агрегатность. Ну, это-то я давно освоил. Сначала думал, все, загибаюсь. Прямо как без кожи. Эдакое сырое вещество.

Приятель бросил взгляд на какую-то фотографию, где ребенок стоял рядом с высоким худощавым пожилым мужчиной. Мужчина рукой изящно придерживал странный головной убор.

– Отец, что ли?

– Почти. Это из другой истории.

Дождь опять стих. В окне напротив женщина кидала на стол перед мальчиком бесконечные блины. Он судорожно ловил. Некоторые, давясь, тут же запихивал в рот. Остальные провисающие и отекающие держал в слабой левой ручке, а правой по-прежнему отчаянно хватал вновь подлетающие. Пока наконец не сплошал. Один блин улетел куда-то вниз. Мальчик было наклонился, чтобы подобрать, но женщина со всего размаха ударила его раскрытой ладонью по лицу. Удар был невероятно сильный. Мальчик, покачнувшись, с трудом удержался на стуле. Было видно, что он что-то там жалобно залепетал. Женщина ударила еще раз. Слезы брызнули из его глаз. Они виделись отсюда, как мелкий бисер рассыпавшихся по его лицу блесток. Женщина, с неслышимым отсюда грохотом бросив тяжелую сковороду на плиту, одной рукой схватила ребенка за волосы, а другой начала наносить беспрерывные удары. Собеседник Рената в некотором ужасе подался вперед. Ренат встал, повернулся, подошел к окну и, будто ничего не замечая, молча стоял там. Снова припустил сильный непроницаемый дождь.

– Кто там живет?

– Откуда мне знать? – Ренат отошел от окна, присел за столик, налил себе в стакан из бутылки некоторое количество красноватой жидкости. Приподняв бутылку на уровень глаз, проверил и налил остаток приятелю. Поставил бутылку на стол. Откинулся на спинку дивана. – Никто. Почти никто.

Двумя пальцами каждый из собеседников, совместно как-то, в унисон, осторожно подхватили с небольшой тарелочки по тонкой пластинке сероватого сыра. Прожевали. Помолчали. Ренат снова принялся за свое.

– Это трудно объяснить. Они суть фантомные или фантазмические тела. Абсолютная прозрачность. То есть многомерно и иерархично выстроенная карта-программа, снятая с телесности, явленной как сложно строенная система фантомных ощущений. Частный случай этого – всем известные фантомные боли.

Приятель, оттопырив мизинец, аккуратно поставил стакан на стол, стараясь не опускать его в огромное красное липкое пятно разлившегося вина. Тыльной стороной ладони мягко вытер губы и выразительно посмотрел на пустую бутылку, потом на Рената.

– Можно сбегать. – Ренат взглянул на часы.

– Да не надо. Это я так.

– Но можно рассматривать как один из вариантов реализации подобного фантомного тела. Если уметь с ним работать – можно себе представить! Ведь их огромное количество, не нашедших себе разрешения в нашей мерности. Или просто не имеющих модуля перехода. Или сбои там какие в программе. Их можно обрастить тяжелыми телами. У каждого наличествует бесчисленная вариативность. Тип клонового наращивания. Возможны и недовоплощенные. Или, наоборот, множественные мерцательные варианты воплощения одного. В общем, давно известные феномены, просто до сей поры описывавшиеся в мифопоэтических терминах.

В открывшейся на мгновение картинке окна напротив женщина избивала мотавшегося из стороны в сторону мальчика двумя руками и что-то истошно кричала ему в прозрачные розовые уши своим раскрытым во всю его необыкновенную ширину ртом. Взлохмаченная голова ребенка летала из стороны в сторону. Из уголков рта вытекали тоненькие красненькие струйки. Из правого уголка – длинная, узенькая, совсем уже достигшая слабо обозначенного на трогательной шейке чуть-чуть проступающего кадычка. С левой же стороны подобная струйка почти сразу обрывалась, налившись крупной томительной поблескивающей, как небольшая вишенка, каплей. И опять все скрылось. Как за шторками. Собеседник Рената болезненно покривился. Но терпел. Терпел. Покорно взглянул на Рената. Что-то хотел сказать. Передумал.