Дмитрий Пригов - Монстры

По всей вероятности, в отличие от древних и умудренных, умевших регулировать и управлять подобного рода энергиями, моя соседка, как всякий наивный природный феномен, не знала, не умела, да и не хотела учиться развивать свой дар и управлять им. Была ленива и нелюбопытна. Она просто расходовала его, не понимая ни всей исключительной ценности, ни губительности его неуправляемого исхода. Я съехал. Впоследствии до меня дошли слухи, что она неожиданно стала тончать, худеть. В результате буквально за какие-то если не дни, то недели сошла на нет. Это и было, на мой взгляд, губительным действием случайно и не по заслугам доставшейся ей неуправляемой силы, ее же саму и погубившей. А может, я не прав. Мало ли сейчас на белом свете хворей и недугов, могущих буквально за месяц свести абсолютно здорового человека в могилу. Мир тебе и с тобой, милая Панночка! Я помню тебя. А теперь вот благодаря сим строчкам небольшое количество из числа необъятного человечества тоже узнает про тебя. И, может, какой будущий ученый-академик по этим крохам в своих серьезных кропотливых исследованиях восстановит твой исчезнувший бесподобный телесно-магический феномен. Мир тебе!

Существуют и прочие отголоски древнего умения. Не столь, правда, гротесковые и невразумительные. Они вполне осмысленны. Вполне приспособлены к бытовой и практической пользе нашего меркантильного времени. Но уже полностью лишены тех древних смыслов и соответственно результатов. В выродившемся виде мы можем обнаружить их, например, в японской школе борьбы сумо. Многие, уже исполненные сугубо внешнего содержания и превратившиеся в пустой бессмысленный ритуал, детали подготовки и проведения соревнований берут начало в исконно русской сакральной традиции богатырей воинского храпа. Стремление к огромному весу, превратившееся в простое преклонение перед грубой физической силой, имеет корни в поминаемом непомерном размере и весе древнерусских воинов. Но в их случае размер был продиктован высшими и тончайшими соображениями и многовековой практикой улавливания колебаний Вселенной. Только этим и оправдывался конкретный, строго, вплоть до граммов, регулируемый особым питанием и физическими упражнениями, точный вес богатырей. Тем более что генетические свойства всякой нации и народа, да и просто отдельных личностей, отражающиеся в плотности, удельном весе плоти, диктуют, видимо, и совсем разные реально-физические параметры тел и методики похода к оперированию ими.

– У тебя дикое татарское мясо, – повторяла сестра Рената.

– Какое «дикое»? – отмахивался тот.

– Дикое и плотное. Твой кубический сантиметр равен многим русским кубометрам! – она суживала глаза, и вид ее становился пугающ.

– А твой? – пытался отшутиться Ренат.

– Неважно. Меня нет. Твой килограмм многого стоит, – и прикрывала глаза, чуть задрав подбородок к потолку.

И съезжала в свой уютный Будапешт к прагматику мужу-венгру. Там преспокойно вела домашнее хозяйство, воспитывала дочку, преподавала в университете безразличные ко всему подобному науки, вовсе не связанные с ее неординарным знанием. Изредка навещала Москву и Рената, с удовлетворением следя его трансформацию в неложном направлении. Она уже больше не приставала с назиданиями и уроками. Просто сидела. Смотрела. Суживала глаза и как бы пропадала на время.

– Ладно, – отнекивался Ренат, сам постепенно, с течением времени понимая справедливость ее утверждений. То есть ему при его малом объеме удавалось попадать в резонанс с определенным диапазоном волн, требовавших неимоверной массы в случае другой плотности живой плоти.

Много еще есть всякого, чего мы здесь не упомянули.

Стемнело. Парк опустел. Потухли огни последних аттракционов. Схлынула и публика. Отдельные пьяные личности, смешно и уродливо ведя друг друга под руки, пошатываясь, направлялись к выходу. Иногда в неверном свете их совместные фигуры принимали фантастические очертания, разрастаясь прямо-таки до небывалых размеров. В сторону выбрасывался огромный сгусток черной материи. Он самооживлялся, проявляя знаки самоотдельного существования. Шастал по сторонам гигантской, пластичной, глубоководной, матово поблескивающей черной мантой. Потом возвращался в породившее его мрачное средостение. А то вдруг вырастали подобия бугристых членов и красноватое свечение возникало внутри. Ренат следил за этими трансформациями. Он не пугался. Да и не очаровывался больше. Он привык. В последнее время подобное многократно являлось ему в различных местах через различные существа и даже неодушевленные предметы. Собственно, подобное случалось и раньше. Но он не относил это к себе лично – так, причуды прихотливой и неоднозначной природы и жизни, приключающиеся с любым смертным. Лешие там всякие. Водяные. Русалки. Что еще? Кикиморы, шишиги. Еще что? Домовые, рикшасы, демоны. Одно время подобное существо преследовало его в далекой и благостно припоминаемой Тарусе. Всякий раз оборачиваясь, Ренат успевал заметить только шевеление потревоженных листов и травы, а также предательский шорох и замирание. Однажды, показалось, увидел, ухватил взглядом ускользающий мохнатый хвостик и характерное такое помекивание. Послышалось полувнятное говорение и следом некие пепельные черты человекоподобного лица. Но смутно так. Смутно и призрачно. Скорее всего, это были медленно проползавшие клочья тумана, оседавшие во впадинах лощины и погруженные в какую-то свою, не ухватываемую внешним глазом, ватно-тяжеловатую жизнь. Потом голос: