Дмитрий Пригов - Монстры

В тот день произошли события, надолго оставшиеся в памяти обитателей маленького, но милого и уютного южного городка! С утра к небольшому аккуратному домику на окраине, утопавшему в зелени буйно цветущего сада, на взмыленном коне подскакал никем не замеченный человек в черном. Спешившись у низенького крыльца, он стремительно взбежал по ровненьким ступеням и, наклонив голову перед невысокой притолокой, исчез в кем-то услужливо распахнутой и сразу же за ним поспешно затворенной двери. Они удалились со старцем в дальние покои, и никто из насельников дома не смел их потревожить. О чем там секретничали? Что поведывали друг другу? Кто при том присутствовал? Через час появились вроде бы даже рассорившиеся. Разругавшиеся. Разошедшиеся. Лица были исполнены мрачности. Даже, скажем, черноты.

Человек, не попрощавшись, даже не обернувшись, так же стремительно сбежал с крыльца, вскочил на свою не успевшую еще остыть лошадь и ускакал без оглядки. Ссутулившийся старик медленно развернулся, постоял, глядя себе под ноги, и шаркая побрел вглубь покоев, повторяя:

– Точно. Точно. Как и говорили.

На следующий день слег, да так уже и не поднялся.

Неожиданно припомнилось, как на памятном торжестве-юбилее великого Пастернака после ряда известных мудрых выступлений на подиум поднялся красивый седеющий южно-корейский профессор. Улыбнулся. Аудитория благожелательно заулыбалась в ответ. Тихим умиротворяющим голосом через женского переводчика, звучавшего решительно и несколько резковато, он мило попросил прощения, что, увы, не говорит по-русски. Бывает. Все умилились его вежливости.

– К сожалению, – продолжал он, – я не знаю и английского. – Зал отметил про себя эту особенность южно-корейского высшего образования. Да ведь и профессором он оказался древнекорейской литературы. Тоже незазорно – великая, видимо, литература, правда не ведомая практически никому из сидевших в зале. Дальше следовало, что он вообще ничего не читал из русского, включая и нашего юбилейного Пастернака. Но он видел (естественно, не понимая английского, очевидно, в сопровождении корейских субтитров) фильм «Доктор Живаго» и был поражен мощью пастернаковского гения.

И я, и я тоже был поражен этой мощью, сумевшей, пройдя столько искривляющих линз неведения и непонимания, все-таки точно поразить в самое нежное сердце чувствительного южного корейца. И действительно, все слитое и отсеянное, отброшенное прозаическое сладострастие вряд ли могло бы поразить нашего корейца с большей силой. Я как раз об этом.

Воздержимся от каких-либо комментариев.

По прошествии некоторого времени я неожиданно вспомнил, что выпала одна существенная глава. Выпала не только из текста, но совершенно изгладилась из моей памяти. И вот вспомнилась.

Речь шла там о каких-то неведомых и непереносимых для человеков страшенных существах. Собственно, размера они были невеликого и вида неужасающего, как можно было бы себе, по привычке, представить. Так вспоминается. И вспоминается с моментальным содроганием спинной кожи вдоль всего позвоночника, стремительно промерзающего каждым своим отдельным костистым позвоночком. Как бывает при быстром оглядывании темной ночью за спину на звуки показавшихся шагов. Оглядываешься – никого. Отворачиваешься – опять шаги. Оборачиваешься – снова никого. Хоть погибай!

Так же и с этими ужасающими существами. Губительные действия и невозможность одолеть их или отвести в сторону последствия вмешательств в человеческую жизнь были просто непереносимы. Все, казалось, складывалось в пользу пришельцев. Правда, опять-таки с окончательной достоверностью, нельзя было назвать их пришельцами. Пришли ли они откуда-то издалека, из неведомых областей вселенной, из космических провалов, либо явились простым местным порождением? Следствием неведомых генетических сдвигов или мутаций – неизвестно. Неведомо. И было действительно страшно – почти полное истребление человеческого рода. Как всегда в подобных случаях, надвигающаяся погибель представлялась практически неизбежной. Это описывалось в опущенной главе с бесконечными подробностями и ужасающими деталями, не способными быть удержанными ничьей памятью буквально через три-четыре дня после прочтения. Вот и не удержалось.

Как обычно, спасение, способ избавления обнаружился неожиданно. В неожиданном месте и неожиданным образом. Данные существа, понятно, какими бы они ни представлялись невероятными и нечеловеческими, должны были как-то размножаться – двоиться, троиться, четвериться, возникать из воздуха, отслаивать от себя, вытряхивать из рукава, выдавливать по капле, выпускать изо рта или из заднего прохода, из какой-либо внутренней полости свои порождения. В общем, что-то в этом роде. Эти же, как обнаружилось позднее, достаточно мучительным образом производили из своих кожных пор некие квазибиологические порождения, откладывая их в темных прохладных и укрытых местах, где те медленно подрастали.