Дмитрий Пригов - Монстры

– Зачем вам мой номер? – исполнился я пущей недоверчивости. – Он знает мой номер.

Года через два Цыган неожиданно звонит мне сам.

– Где пропадал?

– Долго рассказывать. Уезжаю.

– Да, – спохватываюсь я, – помнишь, ты мне давал маленький портфельчик? Ну, с рукописью этого бухгалтера. Его еще, кажется, зарубил муж любовницы. Тоже бухгалтер. Или он сам зарубил их – запутаешься. – В телефоне молчание. – Алло, алло! Может, заберешь?

– Да, да, – отвечал мне неуверенный голос Цыгана. Я даже засомневался, он ли? – Как-нибудь потом, – не выказал никакой заинтересованности голос. – Я про бухгалтера просто так наплел. Это моя рукопись.

– Твоя? – несколько опешил я, хотя подобного поворота событий и следовало бы ожидать. «Господи! – почти воскликнул я про себя. – Что же я за такой идиот доверчивый! Сколько жизнь ни учит, ни бьет – все наивным и доверчивым помру!»

– Ну, не совсем моя, – продолжал голос, видимо, догадываясь о степени смятения, овладевшего мной. – Про бухгалтера тоже отчасти правда, но в другом смысле. Его, действительно, зарубили топором. Кстати, зарубивший, действительно, тоже бухгалтер был. Это сложно. Я тебе потом расскажу. Сейчас весь в бегах. В голландском посольстве километровые очереди. Вещи нужно распродать, квартиру пристроить. У родителей истерика. Отец справку на отъезд не дает. Он ведь старый коммунист, к тому же ответственный пост занимает. Кричит: – Только через мой труп! – И вправду удар хватит. В общем, врагу не пожелаешь. Я тебе позвоню. – Какой отец старый коммунист? У Цыгана и мать и отец вроде бы давно померли.

И не позвонил.

Потом доносились вести о нем из Италии. Приходили невнятные открыточки из Америки. Опять из Европы. Потом из Индии, где он оказался в каком-то буддийском монастыре. В удаленном ашраме. Местные индусы именовали его на собственный индусско-буддийский лад. Недавно же от знакомого узнал я, что Цыган – настоятель буддийского монастыря, расположившегося высоко в горах в Австрии, в местечке Фельдкирхе. Принял имя Йинегве Воопоп. Встречает всех легкими поклонами, складывая руки на приятном для глаза обширном животе. С несмываемой плоской улыбкой трижды обводит вокруг небольшой ослепительно белой ступы. Ведет в храм, находящийся поблизости. Внутри просторно, пустынно, прохладно и освежающе пахнет восточными курениями. Встретился еще один высокий, тощий, с мизантропическим выражением черного, прорезанного глубокими морщинами лица. Он мрачно глянул на визитера. Наш общий с Цыганом знакомый по прежним временам героической и прекрасной поры андерграундной литературы спросил Воопопа:

– Что с рукописью-то делать?

Йинегве Воопоп улыбнулся бритым широким и плоским тибетским лицом.

– Пусть напечатают. Это поучительно.

– Вот именно, – встрял в разговор тот самый высокий худой и достаточно неприятный на вид человек в такой же, как и у Воопопа, оранжевой несколько женоподобной сутане. Приятель неприязненно обернулся на него, не удостоив ответа.

– Только ничего не выбрасывайте, – заметил Воопоп.

– Выбросят, выбросят, – с уверенностью заявил антипатичный незнакомец.

«Экий, право сказать, бухгалтер», – мелькнуло в голове.

– Почему бухгалтер? – приставал я к нему.

– Да так, показалось.

И вот, соответственно в свете нового времени и всем известных либеральных перемен, я вспомнил про пресловутый портфельчик. Достал его. Долго вертел разрозненные листки и главки, все не решаясь предпринять с ними что-то конкретное. Да и под чьим именем публиковать? Хотя ответ напрашивается единственный – под собственным.

Почему? Да потому, что все это написал я сам. А всяческие объяснения – так, дым литературный. Позднебарочные выдумки по поводу рукописи, затерянной в другой рукописи и найденной в третьей и т. д. Отжитые причуды и приколы сочинителей старых куртуазных времен, не имевших возможности или желания сказать все прямо, честно и в упор. Как, к примеру, в наше время:

– Пошли вы все на хуй!

– Пошел сам на хуй! – ясно, прямо и по сути дела. Ан нет, не могли.

Сочинил, естественно, я сам. Думаю, ни у кого ни на мгновение не возникло ни малейших сомнений по сему поводу. Сам же, понятно, составил рукопись отдельными кусками, главками в произвольном порядке. В той именно заданной последовательности, в которой все здесь как бы перепутано.

В общем-то я не люблю прозу. Какая разница, убьет ли там дяденька тетеньку или подвернувшуюся некстати под руку собачонку, воспитается ли Кристофер в гения, сколько денег добудет Раскольников. Достаточно одного начального: