Дмитрий Пригов - Монстры

– Что ели? – спросил Ренат.

– Ишь ты. Как зверь чувствительный. Ну, клубнику мы ели, клубнику. С молоком.

– Что, коза тоже с вами ела ягоды и пила молоко?

– Какой ты вредный, – они, отстранившись, укоризненно глядели на него и поглаживали по лицу тонкими гибкими пальцами. – А мы хотели тебе кое-что показать. Теперь не покажем. Не покажем. – Они посмеивались. – А ты понравился Зинаиде. Александр сказал, – разом обернулись, прижались щеками к Ренату, помахали рукой Александру. Тот отвечал им вальяжным жестом.

– Давно его знаете? – осторожно спросил Ренат.

Сестры улыбались. За спиной был слышен разговор двух женщин.

– Вы тут не понимаете ничего. И никогда не понимали. Ведь у нас, в Ташкенте, все места занимают эти, Мухамедычи. Безграмотные. От силы пять лет образования. Или диплом купят – все одно. Ничего не знают. Не умеют.

– Какие Мухамедычи?

– Мы так узбеков называем. Муж, например, был специалистом на весь Союз. Так работал даже не первым, а простым замом. Начальником же, естественно, Мухамедыч. Безграмотный, грубый, наглый. И первый зам такой же.

– И у нас все главные места заняты, – вступил голос Вероники.

– Ну да? Как же это? Мы сюда спасаемся? – искренне недоумевала Зинаида.

– Вы недавно, еще не знаете. Мы их здесь зовем Абрамычами да Соломонычами.

– Да? – в голосе Зинаиды звучало недоверие. – А наши в чайханах сидят. Ноги коротенькие под огромный живот подберут и плов руками хватают. Жир по рожам и по пальцам течет – противно! Жрут и водку пьют. И гогочут, как ненормальные.

– Везде одинаковые. Все захватили, – голос собеседницы был неожиданно жестким.

Впереди все озарилось подрагивающим светом. Сестры прижались к Ренату.

– Ой, как вспыхивает, – прошептали они.

Ренат высвободил руки и поднял вверх. Вспыхнуло еще ярче.

– Ой, Ренатка. Это ведь ты делаешь, – и сестры, как недавно это делала Зинаида, подхватили его руки и взбросили вверх. Вдали снова блеснуло пламя. Сестры весело рассмеялись и стали целовать Рената. – Ренатик, это ты, это ты! – щебетали они, поминутно вскидывая вверх его расслабленные руки. Вдали все небо озарялось мерным полыханием.

За спиной продолжался приглушенный монотонный разговор.

– У мужа покойного двадцать боевых наград. Несколько ранений. Контужен был, царство ему небесное. Вместо одной ноги протез. Левый глаз почти не видит. А все на вторых ролях, – голос Вероники поднялся на несколько тонов выше и был уже вполне различаем. Сестры оглянулись на нее с улыбкой и снова прижались к Ренату. Александр шел сзади сбоку, по обочине, ровно между передней группой и женщинами, не обращая внимания ни на кого, подбивая ногой листья

– А кто на первых ролях – они. Всю войну в тылу просидели, награбили. И теперь на деньгах сидят. Это их интернационализм такой.

– А у нас партийные должности, милиция, торговля – все Мухамедычи схватили. Только в КГБ и были русские. Это им не отдавали. И правильно. Там, единственно, был порядок. Не воровали, старались хоть что-то не для себя сделать, а для страны. Вы же понимаете, я совсем не в восторге от этой, так сказать, организации. Но приходится быть объективной. К тому же нынешние теперь из институтов там, интеллигентные, образованные. Наши с ними даже работали в одном северном монастыре.

– Вот-вот, и мой муж, Серафим Владимирович, по всяким там горкомам и обкомам ходил, медали показывал, ранения. Да все схвачено. Они же с этими, наверху, делятся. Начальник его, Исаак Львович, кого взял в заместители? Естественно – Лев Израилевич, Роман Абрамович и Семен Соломонович. Один муж русский. Нельзя было убрать. Человек заслуженный, известный в торговле еще с довоенных лет. Да и работать кто-то должен, не только с баз да магазинов себе домой таскать, – заключила она.

– А мы все перебрались кто в Москву, кто в Питер. Посмотрим, как они там сами что-нибудь сумеют. Только начальниками могут, да на базаре торговать. Каких-нибудь африканцев позовут работать, – и издала легкий смешок.

– Ну, Ренатик, ну, еще разок, – веселились и пели над его ухом сестры. Их голоса улетали, возвращались, опутывая Рената со всех сторон. Он испытывал род головокружения. – Давай, вместе, – и вскидывали его руки. Радовались. Снова вдали вспыхивали зарницы. Сестры заливались тихим сдержанным смехом. Ренат тоже не выдерживал и начинал улыбаться. Его руки постепенно наливались свинцом, и он переставал их чувствовать.

Вышли к станции. До электрички оставалось немного, минут пятнадцать. Остановились.