Детишки же в коротких штанишках на лямочках и шустрая легко одетая молодежь – те норовят перебраться поверху, прямо по стволу некими такими акробатическими возбуждающими кульбитами. А спортсмены-бегуны: Да какие тут спортсмены? Это вам не город с его застоявшимся населением и культом здорового, но уже давно испорченного и не подлежащего никаким исправлениям тела. Здесь поселяне все больше по огородам, да по грядкам – вовремя посадить, вовремя окучить, прополоть, подкормить, полить, собрать, просушить, сохранить. Засолить. Заквасить. Потушить, поджарить на подсолнечном масле, да и скушать под жаркую выпивку, крикливые песни, тяжелые многозначительные разговоры и простое неизбегаемое битье все выдерживающих и лишенных мелкой мышечной пластики и мимики лиц.
А жара стоит долгая. Такая долгая, что воды из единственного, заметно оседающего к середине лета прудика не натаскаться. Да и тот вскорости оскудевает. Тогда на дне его обнаруживаются совсем неожиданные вещи. Вот корова тетки Васьки пропала. Думали, в пруду. Однако повысох пруд, а коровы не обнаружилось – видимо, уж совсем в неведомую глубину ушла. Вроде бы слышали ее дикие крики, в то время как невидимые руки медленно и неотступно затягивали в глубину. Тащат, а она кричит. Так рассказывали. А по-моему, все проще – увели. Украли. Обычные воры и обычные их уловки да приколы. Хотя народ в округе все больше пожилой – пенсионеры, инвалиды, убогие да покалеченные. Они и населяют местные неказистые постройки.
Раньше тут неподалеку в полуразрушенном монастыре дом инвалидов располагался. Подобных полно было по всей стране после войны. Но этот, говорили, особый. Уж и вовсе глупости всякие поведывали. Рассказывали, будто из людей электричество пытались получать. Господи, да что из этих истощенных и полностью выпитых существ можно получить?! Тем более такую тонкую и мощную материю, как электричество! Дрянь какую из них – и ту не вытянешь. Правда, иногда над монастырем вспыхивало что-то, на мгновение неярко озаряя всю окрестность. А чему там было вспыхивать? В округе и по самым престижным дачам-то электричество подавалось нерегулярно – с утра до 11 и вечером после 8. Если и подавалось. А днем – зачем оно, электричество? Тогда никаких телевизоров-компьютеров еще не изобрели. Хотя, может, посредством этих исследований и хотели пополнить неумолимо нарастающий дефицит электричества, мудро, провидчески предвидя нарождения новых поколений техники и технологий, которым не обойтись без альтернативных дополнительных источников энергии. И вправду, чего они, инвалиды да калеки, даром хлеб государственный изводят? Хоть какая от них польза человечеству. Да и самим приятнее – все жизнь не зря прожита.
– Били их страшно, – качала головой Марфа.
– А зачем?
– Как – зачем? – дивилась она несерьезному вопросу. – Так ведь иначе от них ничего не получишь. Народ-то у нас знаешь какой? Подлец народ, – заключала она мрачно. – Люди большие тут старались. Все полковники. Из Москвы. Уж как били, страшно смотреть было. А все к пользе. Говорят, из этих калек какой-то чистый материал получали. Из нас с тобой не получится, потому как здоровые и тупые, – и так недоверчиво оглядывает собеседника. – А они, калеки, к Богу поближе. Из них вот чистый свет можно получить. – И после паузы. Хотя, конечно, что из них получишь? Говна чистого и того толком не выбьешь, – неожиданно заключала она и опять странно взглядывала на собеседника.
Но все это пустые выдумки. Вскоре убогих обитателей без всякого заметного электрического результата их мучений и вовсе перевели куда-то далеко на север ради, как говорили, пущей секретности. В монастыре же дом отдыха устроили. Некоторые, вроде Марфы, перешли на работу из дома убогих в дом отдыха здоровых и ублажающихся. Нормально.
Так что никого, кроме пенсионеров, тут не отыщется. Но ничего, надо будет – натаскают воды из далеких каких колодцев, рек и водоемов. То есть, как говорится, таскать тебе не перетаскать. Местные мужики по пояс загорают дочерна. А снимут не снимаемые годами, в пятнах всех видов производства и потребления, жесткие, словно калоши, штаны – смех просто! Ноги тощие, бледнющие! Как мучные черви похотливые, криво внизу пошевеливаются. Паучиные ножки такие. Смешно и страшновато. Однако местные не пугаются – привыкшие. Тут один мужик по прошлой зиме всю свою семью топором порешил. На улицу выскочил и орет:
– Всех порешу! – Ему и верят. А как не поверишь? Вот в позапрошлом году или, вернее, года три-четыре назад уже другой, Степан с извоза, всех, как предупреждал, так и порубил. Честно, что твой Гитлер, про тех же евреев:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу