Юрий Батяйкин - До встречи не в этом мире

USA. Там начинка:
я жду и бросаю снова,
как японец в пачинко,
играю с судьбой на слово.

Лучше я расскажу Вам,
о чем мои письма – это
миражи стеклодува
и метапсихоз поэта,

что дешевле монетки
в подвале кофейни злачной —
промороженный в ветке
пылающий шар прозрачный.

Дальше бредни о грусти,
сравнимой с налетом пыли,
про настенные гусли,
поющие «жили-были»,

про всенощную мессу
в присутствии дамы в черном
по пречистому лесу
на детском окне узорном.

В общем, темы посланья
закланного для Эриний —
«Превращенье дыханья
в поземку» и «Крови в иней»,

до ворсинок продрогший
квартальный отчет за зиму:
«Отношенье издохшей
собаки к теплу и дыму».

В завершенье тирады —
привет от запорошенных,
от церковной ограды
и дома умалишенных,

от рассеянных искр
и служенья холодной лире.
Вот и все, пан Магистр.
До встречи не в этом мире.

Вечер. Картинки по желтым стенкам.
Два букетика незабудок
в сговоре с золотым оттенком
прядок, испытывают рассудок.

Он ли, она ли его целует —
тень поцелуя под облаками.
Больше Вселенной не существует —
только щекотка под языками.

Улица Е. Егоровой. В сонном
воздухе слышится: до свиданья.
Что ж от всех курточек с капюшоном
так перехватывает дыханье?

Что ж обезумевшим пассажиром
против движенья в тоннеле мчится
сердце, теряя согласье с миром,
словно ему уже не влюбиться?

Спешит Новый год к прохожим, друзьям, парам.
Все что-то хватают, все волокут елки.
А мне нипочем: еще поживу в старом —
я предпочитаю обломки и осколки.

Мое настоящее, как пирожок с ядом.
А в будущем белый туман и трубы пенье.
Мне нравится прошлое: в нем ты со мной рядом,
как вечное, нежное головокруженье.

Когда ты кладешь свою руку в мою снова,
я чувствую в ней весь остаток тепла в мире.
Но я от волненья боюсь проронить слово,
как с белым из жести кружочком мишень в тире.

О если бы выбрать, которой судьбе сдаться!
Волшебные сумерки, сердце еще бьется…
И невероятно куда-то еще мчаться,
пока твоя шапочка между домов вьется.

Вечер, Вечер —
мой молчаливый гость,
что за свечи
в дом ты ко мне принес?
Взял их в церкви —
не пропадут, небось.

Я скучаю
нынче, как идиот.
Я ведь знаю —
милая не придет.
Выйдет в город —
с кем-нибудь пропадет.

Ей, любимой,
нет никаких причин,
столь красивой,
прятаться от мужчин,
потому что
я здесь совсем один.

Я, наверно,
глупо о ней сужу.
Несомненно,
зря я о ней тужу.
Будет случай —
я ей тогда скажу:

Все на свете
проходит, как облака.
Только эти
останутся, как река, —
встречи,
в которых звучит: пока.

Рыбка, рыбка, —
шепну я, словно вода, —
ты меня позабудешь,
а я тебя никогда.
К сожаленью, это
теперь уже навсегда.

Какой печальный нынче Новый год!
Так холодно, что никуда не сходишь,
сидишь и с телефона глаз не сводишь,
как с черной мыши деревенский кот.

Любовь моя, как я теперь живу…
Мне кажется, что ты мне изменяла,
я прячусь с головой под одеяло
и, как ребенок брошенный, реву.

Я пребываю в идиотском сне,
я не пойму, насколько ты свободна,
тебе легко пойти к кому угодно,
не думая, как это больно мне.

А я глотаю ядовитый дым,
мой дом опять припахивает гарью,
мир хочет, чтоб ты тоже стала тварью,
и навсегда судьбу связала с ним.

Мир нагловато верит в то, что он
сильнее, интересней и богаче —
он думает, что не получит сдачи,
что я уже не так в тебя влюблен.

И я, конечно, странный человек,
раз не пойму, что все слова напрасны,
как будто бы и не были прекрасны
Апрельская и прошлогодний снег.

Вот и подходит пора расставанья с телом,
а заодно со средой обитанья плоти.
Как незаметно порой привыкаешь к стенам —
словно лягушка, стареешь в своем болоте.