Аля Кудряшева - Иногда корабли

Приведи меня, брат, приведи меня, ибо туда
В одиночку не ходит ни ветер, ни снег, ни вода.
Даже реки, которые были знакомы едва,
Прибывают туда, заплетаясь, как два рукава.

Так что смело шагай, предъявляй меня как аусвайс,
И ныряй в этот вальс, ты ведь понял, что всё это вальс.
На песочный паркет, на сосновый кудрявый шиньон
То язи, то лини серебристой сорят чешуей.

А закат всё пылает, пылает, никак не сгорит.
Не гони меня, брат, не гони, я впишусь в этот ритм,
В этот круг. В этом кружеве всё невпопад в голове —
То язей, то правей, то ли нет – то линей, то левей.

И прилив переходит в отлив или наоборот,
И танцуют жуки среди мшистых лохматых бород,
И Каспийское море в условно укромной тиши
Торопливо впадает в раскрытую волжскую ширь.

И пылает закат, а потом догорает закат,
Не кончается вальс, но кончается сила в руках,
Потускневшая, но дорогая еще чешуя
Возвращается, тихо вращаясь, на круги своя.

Пристрели меня, брат, пристрели, ты же дружишь с ружьем,
Потому что отсюда никто не уходит вдвоем,
Ни линя, ни язя. В одиночку уходят, скользя.
И подолгу молчат. Потому что об этом нельзя.

Жуткое время, тяжкое время,
Ветер на площадях.
Вечно приходится жить не с теми,
Эти не пощадят.

Выслуга буден – старость в награду,
А не случится – пусть.
Пусту, ох, пусту быть Петрограду,
Если еще не пуст.

Выпить, не чокаясь, взять, не глядя,
Не поднеся ко рту.
Жалко полощется на ограде
Битва за Порт-Артур.

Узкие платья, девичьи челки,
Гавань, приют, притон.
Жалок и грязен, на третьей полке
В город
Въезжает
Он.

Витебский, выдох, звонок, Варшавский,
Сумка на поводу.
Сколько таких приезжают шастать
В этом чумном аду.

Он же приехал не ждать оваций,
Не волноваться зря,
Невский, но не за горами Двадцать
Пятое октября.

Столько эпох – волна за волною,
Не наблюдай часы.
Кто он такой – петухово дурное
Семя, курицын сын.

Вот он выходит, встопорщив перья,
Болью скрепив висок,
В розовый свет, в колыбель империй,
В площадь наискосок.

Он не читал ничего длиннее
Школьного букваря,
Он погружается в храп коней и
В марево сентября.

Маленький, маленький, злой, голодный,
Гордый, больной, смешной.
Жгучим железом – иногородний
Иноживой, иной.

Ближе к сюжету. Светло и тяжко.
Брызги взвихрить ногой.
Грязь на колене. Клеймо на пряжке.
Руки. Наган. Погон.

Деньги – давайте. Пальто – снимайте,
То есть снимай, пошел.
И побыстрей, в бога душу матерь.
Паспорт? Нехорошо.

Я не отсюда – он глупо мямлит
В грубое волокно.
Время крутило меня и мяло,
Жарило, волокло.

Я не отсюда, я только вышел,
Это разбой, грабеж.
Так, отвечают ему, потише,
Или же огребешь.

Вышел – зайдешь, говоришь – ответишь
И – подводя черту:
Этого к стенке, а эту ветошь
В сумку. И к черту – ту.

Без обьявленья войны, не ссорясь,
Без примиренья ссор.
Кто я? Я птица, я божья совесть,
Лакмус его и соль.

Я не свиваю гнезда, я рано
Встал, я не враг, не жид,
Дайте мне это смешное право
Просто возможность жить.

Свет, постоялый двор придорожный,
Тумбочку, стол, кровать,
Яблочко. Яблочко, осторожно
Или не сдобровать.

Яблочко, яблочко, здесь опасно.
Слышишь, насторожись.
Ладно, берите пальто и паспорт,
Только оставьте жизнь.

Брали, копили, играли, пили
После на посошок.
Тихо слетел с золотого шпиля,
Масляный гребешок.

И над окраиной голубою,
Выпел кровавым ртом:
Что ты, цыпленок, не это больно,
Больно оно – потом.

Иней трехдневной висит щетиной,
Видимо, оттепель.
Не подождали, не пощадили,
Кто им судья теперь.

Разве что верить, что горький быт им
Скажет: «Вот твой редут —
Эта возможность побыть убитым
Раньше, чем предадут».

Эта возможность – не так уж мало,
Кстати, подумай, друг,
Вовремя выйти с утра с вокзала
И посмотреть вокруг.

Маленький, маленький, небо дрогнет
Молнией ножевой.
Жгучим железом – иногородний,
Иноживой. Живой.