Аля Кудряшева - Иногда корабли

Боги дали мне все, только вот ума, жаль,
Не досталось. В траве суета бумажек.
Смерть наметит четко – и вновь промажет,
Попадая в яблоко-оберег.
Не жалейте меня, за него молитесь,
Задрожат миражи станционных литер,
Мой любимый, мой яблочный повелитель,
Что с тобою станется в ноябре?

Не видел подругу где-то с десяток лет,
Написал ей: эй, подруга, ну как дела?
Буду проездом, хотелось бы повидать.
Получил ответ:
Вашей подруги нет,
Извините, она сегодня как умерла.
И подпись: мать.

И нет, не любил, но была же тепла, жива,
Ежедневно стирала подошвы: работа-дом,
Жила-была-работала. Умерла.
Одинаковые слова,
Кружок театрального мастерства,
Когда-то рассвет над городским прудом,
Собачий лай.

Помочь? Остальные как? Написал и стер,
Помню, как звали, и сколько было сестер.
Жила-была, а больше не будет быть.
Аня, Люда (ее называли Лю).
И нет, не любил, чего там было любить.
Теперь люблю.

Не будет тебе ни слова, ни пустыря,
Ни старых друзей, ни нового словаря,
Не будет тебе ни элоя, ни дикаря,
По-честному говоря.

Не будет тебе ни котлов, ни колоколов,
Ни ангельских крыльев, ни на колу голов,
Ведь ты – обычный рутинный дневной улов,
Который не стоит слов.

Не будет ничего, чего нет вокруг,
Ни жгучего горя, ни боли, ни теплых рук,
Когда ты откроешь окно – вот нехитрый трюк,
Когда приготовишь крюк.

Поскольку все то, что ты – это лишь сейчас,
Сквозняк в переходе, слеза, на ветру свеча,
Условный стук, которым в окно стучат,
Остывший под утро чай.

Когда ты был мал, казалось, что ты велик,
И сделаешь все, но мать тебе не велит,
А вырос – и понял, что кажется, крепко влип,
И в камень подножный влит.

Казалось, что детство страшнее иной тюрьмы,
Что станешь постарше – и выберешься из тьмы,
Кривы зеркала, умирают, увы, умы.
А взрослые – это мы.

И нужно готовить ужин, потом обед,
Ходить в сбербанк, платить за тепло и свет,
Стирать со стола полночный кофейный след,
И ты не велик, о нет.

И ты не велик, и все тебе велико,
Зарплата, постель, квартира под чердаком,
И те, кто был знаком или не знаком,
Тоска не поймешь о ком.

Идешь на службу, когда вся округа спит,
Ты все это знаешь, ты накрепко сбит и свит,
Но если ты о смерти, то поживи,
Ведь я тебе о любви.

Ведь я о любви средь всех этих скорбных троп,
Свеча на ветру. Она тебя ждет в метро,
Ее обходят толпы и лохотрон,
И сотни других ветров.

Она тебя ждет, сжимает в руках ключи,
Ищи ее молча, лови ее, не кричи,
Ее лицо, ее огонек свечи,
Среди неживых личин.

Не будет ни Бога, ни ангелов, ни чертей,
Ни гурий, ни викингов, ни изможденных тел,
А будешь лишь ты, кто здесь, вопреки черте
Увидел то, что хотел.

И черт с ней с судьбой, теорией половин,
С дрожащим светом, магией тонких вин,
Ну, просто смерть – ее зови-не зови,

А я тебе о любви.

И да, я сказала, да, я сказала, да,
ты будешь тогда лишь жив, когда одинок.
тебя не убьет огонь, не предаст вода,
земля невзначай не выскользнет из-под ног,

излишняя точность – не вымолвить, сохранить,
впечатать вязью по радужке, по белку,
как маленькая роса, если наклонить,
стекает прозрачным солнцем по стебельку

безвыходно ясно, безудержно несветло,
певучее горе фальшивым гудит рожком
хранить себя под стеклом, нести, как стекло,
шажок перед шагом, секунда перед прыжком,

бояться ненужных слов, обратимых дат,
отмеривать верный ритм, акцент, поворот
тебя не предаст огонь, не убьет вода,
не выдаст болотного мха приоткрытый рот,

касаться воды, пока она не простит,
смотреть на огонь, пока он не прогорит,
молчать, пока не можешь произнести,
молчать, когда не сможешь не говорить,

разбрасывать камни, растить огород и сад,
дышать на стекло, на нем рисовать цветы,
когда из немытой пасти чужого пса
услышишь запах света и немоты,

когда этот мох уронит тебя в ладонь,
укроет в пальцах, розовых на просвет,
тебя не предаст огонь, обожжет огонь,
оставит на лбу свой продолговатый след,