Аля Кудряшева - Иногда корабли

у этого круглоглазого было в книге
что главный чертит в огромной своей тетрадке
вот взял у соседа лишней муки черники
и будешь гореть гореть это верно сладко

ещё они верят что если напишешь соболь
то будет соболь глаза его мясо шкурка
а если напишешь про шкурку ещё особо
дадут вдвойне чтоб справить большую куртку

и парку в школе учили что парка это
не тёплое а бабы в какой-то греции
но делают нитки в греции вечно лето
им этих ниток хватает чтобы согреться

а соболя не будет обратный отсчёт пошёл
колючий снег заметает нашу палатку
я вижу сестру с такими тугими щёчками
и с ручками в колбасных богатых складках

кому-то из нас наверное хватит щавеля
один из нас почти доживёт до лета
давай рассчитаем на пальцах кто возвращается
тому с аляски отдай мои амулеты

Запах кофе и хлеба, рассеянный сумрачный свет,
В запыхавшемся небе соборный тяжелый костяк.
Говорю о тебе: «У меня есть знакомый поэт»,
И, пожалуй, я только тебя сформулирую так.

Вот дефисы мостов, стадиона зеленый овал,
Акварельная морось и ветер, летящий с реки,
Твой неистовый город когда-то тебя срифмовал,
И теперь ты уже не покинешь четвертой строки.

Поднимись на чердак, расплатись за пролет винтовой
Перестуком шагов, перезвоном холодных ключей,
Если лето приходит – то лето идет за тобой,
Ты единственный сторож его и его казначей.

Каждым утром с тобой просыпается россыпь дворов,
Перебранка растрепанных листьев, клубника на льду,
Потому что писать – это справится каждый второй,
А вот жить это всё – тут я вряд ли второго найду.

По тяжелой траве, заплетаясь, идут игроки,
По лиловой брусчатке несутся хмельные врачи,
Ты не бросишь ни текста, ни этой четвертой строки,
Потому что в ответе за тех, кто тебя приручил.

Я не знаю, что будет со всеми, что будет с тобой,
Знаю только шаги винтовые – один за одним.
И еще – что никто никогда не разрушит собор,
И не вычертит площадь, как та, что простерлась под ним.

Маленькие зеленые города,
В которых всего три улицы и вода,
Да и воды-то в общем-то кот наплакал.
Ходишь по ним продольно туда-сюда,
Темный фахверк, окошечная слюда,
Три основных пути – на базар, на плаху

И в монастырь. Уж лучше к монастырю,
К теплой стене прижмусь и заговорю,
Вот я – твой маленький Мук, твой носатый карлик.
Яблоко на ладони, древесный срез,
Пусть он на мне поставит тенистый крест,
Пусть он обнимет каменными руками.

Вот ежевика пахнет на берегу,
Вот распускается памятник на бегу,
Не добежав, но не прекращая бега.
Вот горожане в розовых кружевах
Замерли, вилку взяв, но не дожевав,
Сев пообедать, но не завершив обеда.

Движешься, движешься в этом густом желе,
Нет, это не аккорд, это флажолет,
Нота, которой почти что и не бывает.
Солнечный дождь без прищура, как смотрю,
Снова меня приводит к монастырю
И оплетает светом и кружевами.

Маленькие города на краю земли,
В них попадаешь случайно – захочешь ли
Выйти проветриться или увидев ратушу,
Выйдешь, увидишь – три улицы и вода,
Темный фахверк, окошечная слюда.
И уезжаешь на электричку раньше,

Так как иначе не вырвался б никогда.

Ты знаешь, милый мой, я даже не скучаю,
Я каждый день сажусь за руль велосипеда
И проезжаю двадцать километров,
А если мало дел – то даже тридцать
И сорок – если солнце не палит.

Ты знаешь, милый, даже не до скуки,
Пишу дневник и делаю зарядку,
Съедаю каждый день по пол-арбуза,
Ты знаешь, ведь сейчас сезон арбузов,
И даже сердце нынче не болит.

По вечерам я выхожу на море
(мне пять минут идти тут до залива),
смотрю на горизонт – как в лучших фильмах,
И сразу тянет написать картину
Гуашью или так, карандашом,

Как солнце опускается, а следом
Луна выходит, как неспешны волны,
Песок ложится шелковым халатом,
Как я здесь не скучаю, боже правый,
Как сладко, как легко, как хорошо.

Ты знаешь, милый, эти размышленья
Наводят на спокойствие такое,
Что я уже во сне тебя не вижу.
Вино с водой – любимый мой напиток,
А на закуску – в морозилке лёд.