Анатолий Лебедев - В пропорциях добра и зла. Стихи

Заложники и дезертиры
Перед расстрелом роковым
Беспомощно желают мира
И возвращения к живым.

Заложники чужих проектов
Заражены чужой виной,
Мы все ж надеемся проехать
И не пораниться войной.

Но командиры дезертиров
В расстрельный список занесут:
Одних пора мочить в сортирах,
Других отдать под скорый суд…

И только мир без горизонтов
Нам позволяет рассмотреть
Все беззаконие законов,
Которые приносят смерть.

Блокада – нутро разоренного дома,
Замерзший и гибельный быт.
От пайки до пайки под звук метронома
Душа иждивенца дрожит.

Меняется кошка на клей (семь брикетов).
С отрезанной мякотью труп.
В буржуйке сжигают поэмы поэтов
И варят из клейстера суп.

Не надо… Кто выжил, без слез не напишет,
Как вся вымирала семья…
Блокада, ты видишь, что город не дышит,
Не держит земля и скамья…

«Никто не забыт» – это важно, поверьте,
Понять не видавшим войны.
За мир без страданий навязанной смерти.
За счастье великой страны.

Молись не за себя, молись за всех,
И за тебя помолятся другие.
Любимой отпусти случайный грех,
Не комкая мгновенья дорогие.

Никто не обещает благодать,
Пусть силы закаляются делами,
Но если ты научишься отдать,
То и тебе помогут люди сами.

Пусть злобствуют лукавые враги,
Ломая жизнь, здоровье и карьеру,
Ты и врагу молитвой помоги,
Но не теряй достоинство и веру.

Молись за всех, и на пороге тьмы,
Душой открытой освещая лица,
Пусть не один, а целостное мы
Попросит мира. Таинство свершится.

Настанет день, и вечности река
Тебя обнимет между берегами,
Душа взлетит, заплачут облака,
А ты вернешься вновь к отцу и маме.

Двадцать миллионов человек —
Две Москвы, четыре Ленинграда
Да еще Калинин из калек —
Горькая прелюдия парада…

До сих пор (прошли десятки лет)
Умирают видевшие это,
Помним цену каждой из побед
Через беды, трупы, лазареты…

Велика победа для страны!
Подвиг среди горечи и страха
С первых поражений и до краха
Извергов, поднявших меч войны.

Ночь – очарованье одиночества.
В белой чашке – чистая вода…
Через край сбываются пророчества:
Через «будет» слышно «никогда».

Светлый путь из перемытых камушков
Под луною золотом лучит.
Полнолунье… Только в черном бабушка
Над колодцем плачет и молчит.

Вечер гасит свет на стенах.
Сумерки икон.
Наползает постепенно
Ночь со всех сторон.

Взгляды светлых ожиданий
Тают на стекле.
Тонут буквы важных знаний
В книге на столе.

Чай, чернея ночью, стынет
Возле белых рук.
Вздох качая в паутине,
Умирает звук.

Тень с отметиной на теле —
Пули калаша.
Кровь сочится еле-еле.
Съежилась душа.

Смерть во зло какого гимна
Бабка приняла?
Все ждала прихода мира.
А пришла война.

Ржет убийца синеглазый
От избытка сил.
Бил по окнам, вот зараза,
Бабку зацепил.

Коричневая дверь, покрашенная прошлым
(под паутиной лет над ней угас плафон),
Открыла черный вход туда, где детство крошит
Голодным голубям черствеющий батон.

Под пылью легких крыл отчаянная драка
(там юркий воробей обычно побеждал),
Качели и подвал, где кошку и собаку
Бездомных добрый дом кормил и уважал.

Из вечной духоты ворчливой коммуналки
(где пятилетний рот ел, стоя за столом)
На межпланетный двор, где в десять (перестарки)
Дымят одним бычком под девушкой с веслом.

Коричневая дверь скрывала поцелуи
(там нежный разговор искрил надеждой тьму)
И провожала нас (подростков) в жизнь иную:
Кто в армию, кто в вуз, кто в семьи, кто в тюрьму.

Мы в городе своем любили, жили-были,
И каждый корефан был дружен и знаком,
Но выход потайной мы в детство не забыли,
Хоть нынче эта дверь под кодовым замком.

Дверь старая скрипит. И память провожает
Кого в цветущий рай, кого в угрюмый ад.
Все меньше, меньше нас. Жизнь новых нарожает.
Грустит последний двор. Одни кресты стоят.