Закружит последнее слово
Над бездною бедностью букв,
Живое над мертвой основой,
Сжигаемой в пепельный пух,
Осядет на серую вербу,
На снежный холодный покров…
Что сказано? Может быть – Вера?
Надежда? Упрямство? Любовь?
Вода под мостом не опасна,
На дно не утащит крестом,
Она не волнует напрасно,
Ведь это – вода под мостом.
Ее глубина неизвестна,
И холод в пространстве пустом,
И вкус ни соленый, ни пресный,
Движение – все под мостом…
Вот так и война не тревожит,
Пока не почувствуешь ты
Однажды на собственной коже,
Что взорваны наши мосты.
Терплю его, а он меня
За это ненавидит.
И часто, мимо семеня,
Меня в упор не видит.
Мы с ним расходимся во всем:
Политике и вкусах.
Мы гордо мнения несем
И не играем труса.
Я знаю с этой стороны.
Он ту подробно знает.
И от дуэли и войны
Достойно не линяет.
Над схваткой бы подняться нам
И рассудить спокойно,
Признать невежество и срам,
Чтоб прекратились войны.
Но жаль потраченной в бою
Окопной переплаты,
Торговцы смертью, мать твою,
Суют нам автоматы.
Известно, в общем-то, и так:
Надуманы вопросы…
И третий, если не дурак,
Получит все бабосы.
Тут (хочешь не хочешь) получится так:
Прольется за край торопливое лето,
И тополь разденется. Серый костяк
Бесстыдно замерзнет в саду неодетым.
Он станет на старости лет бомжевать,
Сгибаться и пить на ветру ледяную,
Ломаться, тяжелые тучи жевать,
Надеяться в корне на долю иную,
В морозы мечтать, что прольется тепло,
И соки потянутся вверх и по веткам,
Раскроются почки злодействам назло,
Взойдут семена, моложавым и крепким
Поднимется ствол под ветрами кудрей,
И выпустят гнезда птенцов непокорных…
Он вытерпит все, ведь до солнечных дней
В земле не замерзнут глубокие корни.
Она приходит вытирать пыль.
Она от засухи спасет цвет.
Она красива, у нее стиль.
И ей до ста всего лишь семь лет.
Она встречала за войной мир,
А День Победы и ее День.
Она устала, и сама – тень.
Кино с мороженкой – ее пир.
Она боится потерять ключ.
Она за пенсией идет в сбер.
Она бесплотна, как судьба, луч…
Ее праправнук говорит «эр-р-р».
У кошки котят утопили,
Оставили только двоих.
Она после родов, не в силе,
Мяучит детишек своих.
Покормит беспомощных, робких
И снова на поиски тех…
Ей нужно в картонной коробке
Собрать обязательно всех.
Такси ночное. Наконец-то дома.
Дверь открываю я своим ключом.
В полоске света тапочек знакомый,
И кошка спит, свернувшись калачом.
Ты тоже спишь. Я загляну украдкой.
Все собрались. Одно достойно слез —
Растаяла в кармане шоколадка,
Что из полета я тебе привез.
Когда цвела персидская сирень,
Тяжелая, как гроздья винограда,
Мы встретились, и притаилась тень
Отважная моя с твоею рядом…
По-майски дождик налетел не в такт,
И светлое твое намокло платье,
Я был тобою очарован так,
Что в мире прилагательных не хватит…
Укрывшись в нише старого дворца,
Мы, как щенки промокшие, дрожали.
Молчали мы, чтоб гулкие сердца
Не выскочили и не убежали…
Сырая калитка, улитка в сарае
На серой сосновой доске.
Две тени летучих от края до края,
Рука прикоснулась к руке.
Среда. Середина дождливой недели.
Случайный сухой островок.
Знобило. Две тени обняться хотели,
И гром помешать им не смог.
Июнь. Юный месяц в сверкании молний.
Озноб, одержимость, озон…
Мы наш поцелуй драгоценный запомним,
В губах отпечатался он.
Я одиночеству учусь
И плавно опускать ресницы,
На девятнадцатой странице
Летучей тенью получусь.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу