Вадим Шарапов: Не в Канзасе

Ветер сбривает по скверу листву,
Ветки гнет.
Видишь, я все еще где-то живу,
Грею лёд.
На отрывном календарике май,
Все впереди.
Я даже денег наскреб на чай.
Ты приходи.

Тикает, такает… Стрелки часов
Лезвия.
В зеркале вижу чужое лицо,
Трезвое.
Вечная практика – горе топить
В проруби.
Глянь, безнадежно как машут крылом
Голуби…

Жили-были, ковали гвозди. Сытно ели, да сладко спали.
Для своих места – на погосте, а чужих по лесам бросали.
Для своих – из ушка серёжку, а для пришлых – с овчинку небо.
Напивались в умат и в лёжку, матюги заедая хлебом.

Прибеднялись: мол, хлеб на квасе, да по лавкам ребята хнычут.
А у каждого – нож в запасе, и в заначке большие тыщи.
Так корёжило лица злобой, проходя под окном соседа,
Что глядеть приходилось в оба, от забора и до обеда.

И на каждый плевок под ноги прорастала трава-паскуда.
И сплетались в узлы дороги, лишь бы дальше пройти отсюда.
Но зато здесь такие гвозди – любо-дорого входят в мясо!
Налетай, дорогие гости, палачи да убийцы, разом.

«Что шарахнулся, пучеглазый, стал белее своей рубашки?»
Наши гвозди – дешевле грязи, да и вера не крепче бражки.
И пока всё так, гром не грянет. Ничего не придётся херить.
Ну, а если Господь заглянет —
Перед ним заколотят двери.

Гвардия уходит в ночь. Без победы, чести, славы
Нас сегодня гонит прочь ветер яростной расправы.
За плечами дым и плач. Ждет привычная работа.
Каждый – рыцарь и палач без надежды и почета.

Без заботы и судьбы обреченные на битву,
Мы – убийцы и рабы черной воинской молитвы.
Нем закон – стальной клинок просечет любые латы.
Мы шагаем за порог, не страшась теперь расплаты.

Кровь и грязь на сапогах засыхают липкой рвотой.
«Эй! – с усмешкой на губах – Вот веселая работа!»
Впереди нас ждет Берилл, Форсберг и глухие Вязы…
Мы очистим этот мир от повстанческой заразы.

Гвардия уходит вдаль, оставляя только пламя.
Никого уже не жаль, некому идти за нами.
Мы вернемся в страшных снах, вкусе крови, лязге битвы
И немой смертельный страх не рассеется в молитвах.

Меч в руке и сброшен шлем. Вновь исполнено заданье.
Наш удел известен всем – но останутся преданья…
Пусть на плечи давит ночь – кто хлебнул ее отравы,
Тех сегодня гонит прочь ветер яростной расправы.

Ты вернешься в мой город весенним дождем в декабре,
Не стучась, проскользнешь сквозь закрытые наглухо двери.
Ты расскажешь, что мы прощены, можно жить на земле.
Я налью по одной и отвечу: «Прости, не поверю».

Ты, смеясь, мне покажешь Грааль и обломки Креста,
И очертишь рукой географию всей ойкумены.
Разомкнувши уста, пояснишь, что задача проста
И осталось узнать – одиноки ли мы во Вселенной?

И, качаясь на стуле, не станешь смотреть мне в глаза.
За окном – половина зимы и седьмица апреля.
Если ты пожелаешь, то даже начнется гроза,
Ты уже можешь все. Я уже все равно не поверю.

Ты раскроешь мне дали, которым названия нет,
Твой линкор острым носом взломает паркет у причала.
Возвращайся с отказом, мой ангел. Оставь сигарет.
Я не верю тебе. Я уже не начну все сначала.

Садись в самолет, заводи моторы, не думай о том, чего не случится.
Ты выпил свое, ты готов, и скоро поднимешься в небо железной птицей.
Твой крест – да какие кресты, ей-богу? Раздай товарищам все награды.
Твой квест призывает тебя в дорогу. Давай, они все будут только рады.

Пропеллер белою хризантемой, и солнце плавит клинок но-дачи.
Ты был при жизни больною темой, зато по смерти несешь удачу.
А с неба – дождь вперемешку с ветром, а где-то жгут для тебя в дорогу
Бумажных денег два кубометра, чтоб ты богатым явился к Богу.

Дремлют старые боги. На мокрые крыши
Небо рушит грозу беспощадно и зло.
Паруса Рагнарёка вздымаются выше,
Белый гребень волны ударяет весло.

Разрываются тучи, и Сурт на пороге
Греет стылые руки в дымящей золе.
Хель скликает волков. Ворон Одина дробит
Отражение копий в оконном стекле.

Дует ветер с востока, и Утгардалоки
Снаряжает Нагльфар, усмехаясь в зенит.
Наступает зима. Дремлют старые боги.
Под ударами молний Валгалла звенит.