Стефания Данилова - Неудержимолость

Привыкни, что вокруг нее – то зависть,
то чье-то беспощадное вранье…
Она с тобою рядом оказалась
не просто так. Но рядом – не вдвоём.
Пока я этой женщиной являюсь,
Я очень беспокоюсь за нее.

Говорят, залпом пей до дна и достигнешь неба.
Всех поймешь и возлюбишь братьями или сестрами.
Это чистая правда, все мы с одной планеты.
И ничьи слова не будут казаться острыми.
Было бы легче, если бы я пьянела.
И была бы душа закрытой, а не разверстою.

Ameno, dori me, ameno, значит, бог с тобой.

Я сжимаю в руке бокал с дождевой водою.
Говорит о своей трагедии каждый выпивший.
Каждый из них – один. Раньше было – двое.
Каждый второй смеется над первым выбывшим.
Я здесь третья, служу им немым конвоем.
Будто я доктор и панацею выпишу.

Ameno, dori me, ameno, значит, выдержу.

Говорят, помогай другим – и себе поможешь.
Я пустею от каждой исповеди рассказанной.
Всё болит, и мне кажется, дальше – больше.
На моём окне истории их размазаны.
Я хочу им помочь хоть как-то, но эта боль же
по наследству передаётся от Карамазовых.

Ameno, dori me, ameno петь романсово.

Но какой по счёту бокал ни опустошаю,
мир вокруг меня не теряет в качестве.
Все считают, что я разумная и большая.
Говорят о проделках очередного мальчика.
Я молча слушаю их и не обижаю,
и становлюсь пустей своего бокальчика.

Ameno, dori me, ameno, пишем начерно.

Говори со мной о всём, о чём пожелаешь.
Если хочется говорить со мной, опустелою.
Я пишу тебе, почти не касаясь клавиш,
содержаньем души марая страницу белую,
их историй во мне хватило б на сотню кладбищ,
я молчала бы, но что я с собой поделаю?

Ameno, dori me, ameno, как бы пела я.

А спасённые мной не служат поводырями,
если лицо моё все пустей и каменней.
Говори мне о чем угодно, и наполняй меня,
словно комнату – мебелью, окнами и дверями.
Ameno dore ameno dori me ameno.

Если ты это слышишь, то я тебе доверяю.

Как перед Судным днём, перед госэкзаменом,
Ameno, dori me, ameno, повторяя.

Ах, уберите блюда золотые!
Оставьте Ваш витиеватый лоск!
Слова на перелатанной латыни;
Без этого жилось

гораздо легче мне в своей светлице,
что Вы темницей окрестили вдруг!
Снимите шторы! обнажите лица!
И маски – прочь из рук!

Вы заставляли петь на чужестранном!
И в воздухе вести – чужой рукой!
Пусть делает все это, как ни странно,
другая и – другой!

Ведется речь не о науках древних,
красивых и благих!
– О том, что мой исписан ежедневник
желаньями других!

Ах, уберите вашу лесть гнилую,
как паутину изо всех углов!

Оставьте мне
меня,
мою,
былую.
И звон колоколов.

Оставьте голос мой! Не трожьте руки,
Час Истины настал – вот этот Час!
Я здесь сойду с ума от вашей скуки,
а вовсе не от Вас!

Молчите впредь, как встарь всегда молчали!
Я двери в жизнь закрою на замок
не выбьешь дверь, не отопрешь ключами —
раз сердцем
ты не смог.

Научи меня жить и писать о простом,
но волнующем самые черствые души.
научи меня верить,
что это потом
через горечь потерь приведет к самым лучшим

говорящим со мной
странам и городам,
и живущим в них людям, красивым душою.
Чтобы речи мои, как живая вода,
к ним стекались, меня обращая большою.

Научи меня быть
самой маленькой с ним.
с тем кто просто придет
и обнимет, и вспомнит
по едва уловимым движеньям ресниц,
как он был сто столетий назад мною понят.

Научи меня верить
в Твою правоту,
несмолкающий звук и немеркнущий светоч.
Научи меня так,
чтоб, куда ни пойду,
возрождалась весна на руках мертвых веток.

Научи меня плыть
по огромной реке
по теченью иль против течения века,
и, перо вместо камня
сжимая в руке,

я прошу,
научи меня
быть
Человеком.

Я Вам не нравлюсь таким, как есть!
Вам по душе позабавней кто-то
и бородатые анекдоты.
Их Вы найдете немало здесь.

Вы влюблены в простоту речей.
В жестикуляцию лживых пальцев.
Счастливо, милые, оставаться
в плену нелюбящих Вас очей.