Переползаем в чужие окопы, щуримся,
Пытаясь прикинуться волком в шкуре овечьей.
Бранное поле – каждый дом, каждая улица.
Невесомая тяжесть шинели легла на плечи.
Мы не уверены в лжи своих генералов,
У каждого в сердце война, трибунал и рана.
Мы хотим вернуться, пока не переломало,
Но некуда возвращаться седым и странным.
Нам война – кровавая клюква, звуковая дорожка,
Языком слизнувшая нас до последней крошки.
И наконец-то город карантинный
И наконец-то город карантинный
Наполнен тем отчаяньем и смутой,
Что раньше населяло только душу.
Ты скажешь – объективные причины?
Не верь.
Не верь и никого не слушай.
А слушай, как минута за минутой
Уносятся надежды и задачи,
Поездки на курорты и на дачи
И к длинноногим девушкам, что плачут
В своих благоустроенных квартирах.
Ведь город наконец-то карантинный,
И слезы больше ничего не значат.
«Я потом и кровью создавала её – Вторую…»
Я потом и кровью создавала её – Вторую:
Вымучивала её из себя,
Выучивала её из себя —
Растила как голема. Выдержанную. Злую.
Она сверкает перед друзьями в барах,
Смеётся и громче всех поет в караоке,
Танцует босая на скользкой высокой стойке,
Ночами не просыпается от кошмаров.
А я… сижу в одинокой своей темнице,
Пишу стихи и глажу пушистых кошек.
И между нами невидимый жребий брошен:
Кому сегодня вставать, а кому – ложиться.
«Кто-то утонет, кто-то замёрзнет…»
Кто-то утонет, кто-то замёрзнет,
другим суждено сгореть,
И лучшее, что нам могут желать, —
лёгкую быструю смерть.
Всем уверениям вопреки,
мы боимся совсем не конца,
А что не сможем вспомнить в конце имени и лица.
Если осудят – почтем за честь:
не у каждого есть враги,
После других порой остаются лишь на воде круги.
Если дурная пойдет молва,
начнут обходить стороной,
Найдется тот самый, что без колебаний
встанет к нашей спине спиной.
Мы ищем любовь и падаем в пропасть
желания и страстей,
Хотя и знаем, что в одиночку из этих уйдём гостей.
Но смысл торопить неизбежный хаос,
пока под ногами – твердь?
Ведь мы мотыльки – нам в конце суждено сгореть.
«А имеет ли смысл, прорастая травой…»
А имеет ли смысл, прорастая травой,
Вопрошать в никуда – мертвый или живой?
И имеет ли смысл для разбитых сердец
Говорить о любви – вдруг, ещё не конец?
Есть ли смысл проклинать после драки врага,
Если меч деревянный, а щит – как фольга?
Есть нужда без причины терзаться виной,
Когда боль и обида забыты давно?
Если сердце из плюша, и слезы – вода,
Все слова – ерунда, ерунда, ерунда.
«Если цена – кровь и война…»
Если цена – кровь и война,
то эта цена не по мне,
Я и так слишком много оставил в прошлом,
слишком многое сжёг в огне.
Я не раз и не два оставлял в дураках тех,
кто был прочней и умней,
Но какой в этом прок, если я не готов к цене?
Я зачем-то сто раз начинал писать
и забрасывал черновик,
Поворачивал там, где другие бесстрашно
шли и шли напрямик.
Я не верил огням, что светили мне,
день за днём выбирая тьму.
Почему я так жил,
я, видимо, не пойму.
Я не раз и не два уходил от погонь,
менял квартиры и быт,
И, возможно, теперь это видно по мне,
все маршруты моей судьбы.
Но сегодня и завтра, когда меня спросят,
хочу ли я вновь бежать,
Я останусь на месте,
без билета и багажа.
Мне не раз приходилось юлить и лгать,
выбирать неправильный путь.
А теперь я устал, и от этой лжи
мне хочется отдохнуть.
Если вы пришли с огнём и мечом,
это вы готовы к войне.
Я сражаться не стану – за это не стыдно мне.
«Мой воронёнок крохотный…»
Мой воронёнок крохотный,
Жить тебе триста лет:
Лишь оперишься – сдохнем мы,
Будет тебе обед.
Горсть семенами полнится,
В запястье щебечет пульс.
Скоро тебе откроется,
Какой он сладкий на вкус.
Мой воронёнок ласково
Гладит меня крылом.
Есть кому в навь оттаскивать
Душу мою потом.
«Кофе и шоколадки, виски и сигареты…»
Кофе и шоколадки, виски и сигареты…
ЗОЖ – это очень круто, если о нем читать.
В нашем усталом мире – праздники и приметы,
И календарь традиций, и для стихов тетрадь.
Читать дальше