Александр Городницкий - Стихи и песни (сборник)

Пусть правит нажива, дороже еда и одежда,
Правители лживы, и рядом бушует война, —
Покуда мы живы, еще существует надежда,
Покуда мы живы, и музыка эта слышна.
И люди в надежде бегут по сырым переходам,
Тому, кто поет, не давая взамен ничего.
И снова, как прежде, искусство едино с народом,
Поскольку живет на скупые подачки его.

У защищенных марлей окон,
На подмосковной старой даче
(Две комнатушки и терраса,
На лето взятые внаем),
Себе признаюсь ненароком,
Что мог бы жизнь прожить иначе, —
Жаль лет, потраченных напрасно,
С тобой не прожитых вдвоем.

Недугом медленным затронут,
Но им пока еще не сломлен,
Припомнив о сыновнем долге
У края каменной плиты,
Я проследить пытаюсь хроны
Своей безвестной родословной,
Мой путь наметившей недолгий
От темноты до темноты.

Здесь третьим не был я к поллитре,
А был всегда я третьим-лишним,
На землях, глинистых и вязких,
Которых не было родней.
Я краска из другой палитры, —
Так уготовано Всевышним,
И нет в крови моей славянских
Болотных северных корней.

Сохой не вспарывал я землю,
Не рыскал с кистенем по чаще,
И коршун, над Каялой рея,
Не трогал моего лица.
Я мутного хмельного зелья
Из белой и округлой чаши
Не пил, поскольку у евреев
Не пьют из черепа отца.

Что проку мне в степной полове,
В речонках узеньких тарусских,
В напеве песни однозвучной,
Что с детства в памяти жива?
Мой дед в губернском Могилеве
Писал с ошибками по-русски,
Мои израильские внучки
Забудут русские слова.

Я вывих древа родового,
Продукт диаспоры печальной,
Петля запутанной дороги,
Где вьюга заметает след,
Но Бог, что был вначале Словом,
Дал здесь мне воздух изначальный,
И сочетанье звуков в слове,
Которому замены нет.

Не быть мне Родиной любимым,
Страны не знать Обетованной,
Но станут в час, когда я сгину,
Замучен мачехою злой,
Строка моя, смешавшись с дымом,
Российской песней безымянной,
А плоть моя, смешавшись с глиной,
Российской горькою землей.

Соленой метлой заметает вода
Концы и начала историй.
Но в голову мне не придет никогда
Назвать переборку стеной.
Компания «Ллойд» не страхует суда,
Выходящие в пятницу в море, —
Мы выйдем в субботу навстречу годам,
Бегущим волна за волной.

Дырявая память – надежный компас —
Ведет нас по картам затертым.
Растерян в тавернах былой экипаж,
Утрачен журнал судовой.
Барометру падать. Не вздумай хоть раз
Подставиться прошлому бортом! —
Иначе, наверно, концы ты отдашь,
Нырнувши в него с головой.

И все-таки вспомним про юную прыть, —
Былые свои увлеченья.
От суши ногой оттолкнешься разок —
И станешь опять молодой.
Пускай далеко не сумеют уплыть,
Гребущие против теченья, —
Плывущие только ему поперек
Не сносятся темной водой.

Не верю советам других стариков,
С кем соли не связывал пуд нас.
За день в океане я месяц отдам
Обыденной жизни земной.
Для судна, что встало на вечный прикол,
Ветров не бывает попутных.
Мы выйдем в субботу, навстречу годам,
Бегущим волна за волной.

Античные года, наивная страна,
Где парки режут нить над погребальным хором.
Там алгебра всегда с гармонией дружна,
И трудно разлучить Софокла с Пифагором.
Струится тихий звон от параллельных струн.
Строкою ставший звук – теории источник.
Еще не разделен окрестный мир и юн,
И нету в нем наук ни точных, ни неточных.
Незыблем их союз, – неточно все пока.
Представить я могу июньский полдень жаркий,
Где все двенадцать муз плывут в руке рука,
Как в бронзовом кругу на павловской лужайке.

Минувшие даты разбавленным спиртом запей
В Норильске далеком, что стал недоступен и лаком,
И вспомнишь тогда ты про крест из чугунных цепей,
Что смотрится сбоку большим вопросительным знаком.
Он в местном музее стоит, неприметный на взгляд,
Безмолвный вопрос к уходящему нашему веку.
Его ротозеи скорей обойти норовят, —
Не требует слез монумент неизвестному зэку.
Экстаз экспедиций. Мечтателей юных орда.
Рюкзак за спиною. Со спиртом тяжелая фляга.
Не знали мы в лица погибших в былые года
Расстрельной весною в кромешных потемках ГУЛАГа.
Мы молоды были, а молодость к бедам слепа.
Изловленный хариус был после выпивки сладок,
И мы позабыли, как плыли весной черепа
По речке Сухарихе около наших палаток.
Среди этих мест поминальных не ставят церквей, —
Лишь вьюги слепящей холодное сеется просо.
Здесь памятный крест из заржавленных склепан цепей,
Что сбоку смотрящему видится знаком вопроса.
Кто может ответить на этот железный вопрос?
Какой нам синоптик предскажет на завтра погоду?
Крепчающий ветер и цепкий таймырский мороз
Царапают ногтем в базальт обращенную воду.
И с чувством любви, вспоминая об этих местах,
Я вижу во мгле, на рядне снегового экрана,
То храм на крови, то бревенчатый храм на костях,
То храм на золе. Да на чем еще русские храмы?