Анатолий Арестов - В потоке поэзии. Книга 2

Белый лист бумаги скомкан —
сиюминутная прихоть.
Дерево росло много десятков лет,
видело небо другой страны,
красные восходы.
Демократия погубила дерево.

Всё под свинцовыми тучами осеннего неба:
Ржавый остов брошенного в поле комбайна «Нива»,
Смятение грачей в тополиной лесополосе,
Водонапорная башня, гремящая листами железа,
Жёлтые колосья Triticum aestivum
На истощённой почве
в угоду человеческого меркантилизма,
Ждут очереди погибнуть…
Село, словно с картины Поленова «Русская деревня»,
Только отреставрированное временем:
Без коммунистических плакатов,
С домами, оббитыми сайдингом
И профлистом, похожим на черепичную крышу.
В деревенский пейзаж не вписывается
белая Toyota Corona достаточно старая для владельца,
но чересчур новая для
Сохранившей черты 19 века деревни.
Вкрапления эпох.

Боль души преобразовалась в крик.
Крик в чистом поле.
Поле вобрало в себя боль и стало ранкой.
Ветер подул на ранку.
Успокоился.

Наблюдая ночное небо,
Не вглядываешься в звёзды,
Вглядываешься в чёрное пространство
между звёзд
Хочешь увидеть…
Найти своим зорким взглядом
Что-то…
Что откроется только тебе…
Наивно?
Но всё же…

Погребая молодость в табачном дыме и алкоголе
Под гремящие басом синтетические звуки
электронной музыки
Осознаётся острота чувств.
Разбитая от скорого бега обувь не заживает.
Изнашивается всё.
Время.

Сломанная машина, плохая погода, природа
Загрязнённая тяжёлыми металлами,
Просроченное молоко из «Пятёрочки»,
Не зачисленные бонусные баллы «Спасибо»
Банк, умоляющий осуществить мечту,
Прозаическая надпись на заборе:
Мёртвый жив. Царь плохой.
Вывод один: три смачных буквы.
С работы, где начальник пэтэушник – гений,
Остальные – никчёмные пожиратели времени и булочек.
Домой, где из почтового ящика белым уголком
Встречает квитанция об оплате коммунальных услуг.
Ощущение судороги лицевого нерва
При просмотре чёртовых чисел заставляет задуматься
О хижине в глухой сибирской тайге…
Постепенно копившееся негодование,
Мелкие неприятности суммируются,
Переходят черту, переполняют мозг,
Вгрызаются озверевшей пираньей
В насыщенное кровью мясо принципов…
Да мало ли что стало причиной
Надлома психики!

Цветная плоскость отсыревших листьев
упёрлась в остроту стеблей отросших трав.
Поздно устремлять взоры на небо – тучи.
Забрызганные грязью стволы берёз
у края дороги – замаранный символ России,
качающий голыми ветвями:
«Ну что ж, ну что ж…»

Белые облака в огромном небе нависли
над чёрными углями погасшего костра,
некогда гревшего путника, уставшего
от дальней дороги.
Ветер понимал земное и небесное,
он был повсюду:
в высоте недоступной земному,
в земном ненужном высоте.
Путник витал в мыслях…

Добраться до края Вселенной,
увидеть обрыв за звездой —
последней звездой во Вселенной,
пленяющей взгляд красотой!
Воскликнуть: «Какая ошибка!
Откуда же взялся обрыв?»
Лишь старого Бога улыбка
и фраза: «Глобальный прорыв!»

Гроза, охрипшая от крика,
воды небесной напилась.
Она гроза, она велика!
В её руках могучих власть
грохочет громом. Блещут стрелы,
смиряя дерзость птичьих стай,
и по привычке застарелой
гроза смеётся: «Кто? Давай!
Померьтесь силой со старухой!
Неужто здесь героев нет?»
«И на старуху есть проруха»
– лучистый солнечный ответ.

В Сбербанк онлайне снова пустота
и минус шестьдесят на старой карте,
но льётся из рекламы красота:
«Купите легендарного Bacardi!»
А я не буду! Вот вам! Ни за что!
Отстаньте от меня! Вы надоели!
Вам перевод – двенадцать тысяч сто
– моя зарплата добралась до цели!
Гремит бокал советский, старомодный,
стихи пришли зачатком новых фраз,
купил напиток истинно народный,
такой любимый и бодрящий квас!

Зелёный луг, шумящий лес
вдали покоятся под небом,
где нет ни тайны, ни чудес,
где микрожизнь своим манером
идёт неспешно круглый год:
рождаясь, старясь, погибая.
Где всё случается и ждёт
дождей ли, засухи – родная
природа Родины огромной,
не заменить её песком
пустынь Техаса. Плодородной
землёю Индии. Леском
канадским, гордым. Нет! Мне ближе
зелёный луг, шумящий лес,
где небо синее чуть выше,
где нет ни тайны, ни чудес.