Анатолий Арестов - В потоке поэзии. Книга 1

Торжествовали в поединке
глаза, как синие моря,
на тихой парковой тропинке
стояли, взглядом унося,
любовь – противницу разлуки
до чистых, радостных сердец…
Воспоминаний сколько, муки,
но неужели в том конец?
Нет ни конец, а лишь начало!
Бесповоротная любовь
из сердца стуком отвечала
и говорила, как ей мало:
тропинки, парка, вновь и вновь…

Голодным взором небо наблюдая,
паришь с мечтой в тончайших облаках,
царишь в воздушном океане рая
и лёгкость колкая проносится в ногах,
хватаешь небо цепко, самовольно,
пронзаешь выстрелом небес плиту —
летишь всё дальше, но кому-то больно
смотреть, как ты теряешь высоту…

В форточку с улицы песенка Цоя
пёстрой кукушкой влетела в мой дом,
Виктор погиб, но песни героя
вписаны кровью в истории том.
Там, на дороге, Москвич сок первый
станет последним приютом певца…
Сон за рулём? Неважные нервы?
В августе рок лишится отца.
Песни живут – пробивается свет,
кто-то закроет за вышедшим дверь,
кто-то за пачкой зайдёт сигарет,
кто-то мне скажет:
– Жив он, поверь!
В форточку с улицы песенка Цоя
пёстрой кукушкой влетела в мой дом,
Виктор погиб, но песни героя
вписаны кровью в истории том.

Наверное ранил вам сердце стихами,
когда прочитал про шальной листопад?
Может быть чувства возникли меж нами?
Или слова, что сказал невпопад,
подвергли вас буре страданий полночных?
Биению сердца не нужен покой.
Влюбились в поэта? Скажите мне точно!
Влюбились в поэта! Боже ты, мой!

Девушка простая,
влюблённая в него…
Осень золотая
дарила ей тепло.
Лучом-ответом солнце
лицо залило краской,
как поцелуем долгим,
но нежным и с опаской.
Сердце билось чаще,
душа парила ввысь —
любовью настоящей
одаривала жизнь!
Поставив маргаритки
в хрустальной вазы плен,
в клубок собрала нитки
у миленьких колен.
Забросила вязанье —
спицы на столе.
Как длится ожиданье
в осенней тишине…

Влюблённый в порочность пространства степи,
стою, продуваемый насквозь ветрами,
смотрю – горизонт в предрассветной пыли,
изнеженный солнцем, застрявшем в гортани,
меж сопок.
Пойду на рассвет со спокойной душой,
отброшу страдания в бренность тетради —
рождает стихи освящённый покой.
А всё для чего? Для влюблённости! Ради
пространства степи.

Внизу, под небом, в травостое,
где вечность сузилась до дня —
обыкновенное, простое
живёт, таинственно храня
осколок божьего творенья
любви прекрасной и святой.
Душе российской умиленье —
степи осенней травостой!
Единство, воля и свобода
в таком невзрачном уголке
внизу, под вечным небосводом,
такого больше нет нигде…

Идут солдаты дорогой полевой
в руках винтовки Мосина зажаты
и каждый шаг всё приближает бой,
и каждый вдох: «Солдаты мы, солдаты!»…
– Ну, что грустить, ребята, ну, споём?
– Так запевай. Чего ты? Голос есть.
– А то сегодня, может быть… умрём…
– Тогда покурим… Надо бы присесть.
«Степь воронками изрыта
в три ряда,
«Тигр» – подбитое корыто —
вот те! На!
Красной армии солдаты
рвутся в бой!
Аты баты, аты баты,
Рядовой!»
– Ух ты! Ловко получилось!
– Я ж поэт!
– Так скажи-ка мне на милость
сколько лет?
– Восемнадцать с половиной.
– Да ты что?
Я смотрю так ты детина!
Знаешь что?
А давай-ка свою песню…
Красота!
…«Степь воронками изрыта
в три ряда…»

Безмятежность уходит в пучину,
восвояси, в свой ласковый плен,
остаёшься увидеть причину
совершенства изящных колен.
Беспокойство проникнет в сознанье —
ты моя, ты моя, лишь моя!
Невесомое мысли созданье,
что живёт никого не любя…

Окно перемёрзло, покрылось налётом —
серебряной коркой зимней тоски.
Порой, ненароком, всегда мимолётно
в сердце проникнут бури любви!
Воспоминания, нежно хранимые
запорошил криогенный экстаз,
время проходит – проходит любимый
воспоминаний чудный рассказ!