Виктор Меркушев - Петербург в произведениях поэтов «Золотого» и «Серебряного» века русской литературы

Там ветры бурные, союзники
реке,
С порывом ухватя плывущих
на доске,
Сокроя от очей предметы им
любезны,
В пределы мрачные свергают
лютой бездны.
Всё тонет, плавает по улице,
рекам,
Спасенья нет коню, пощады
нет волам.
При бурь владычестве лишь
ветры грозно свищут,
Они среди пространств за
добычею рыщут
И, уловя её, бросают наугад;
Там кровля здания, там
корабля снаряд.

Хоромы, с родины снесённые
ветрами,
Стоят на пустырях с
окошками, трубами.
Решётке Бецкого дивился
Альбион;
Через гранит с Невы,
нависнув, плоскодон,
В неё нахлынул, пал и запер
мостовую;
Волнуют ветры снедь и
утварь золотую.
Свободе радуясь, средь
накоплённых вод
Летает огненный, шумливый
пароход;

Но видя мост, дерзнул, – и
путь найдя стеснённый,
Ударился – и стал к нему,
как пригвождённый.
Отважится ли кто, чей может
сильный дух
О смерти бедственной
вещать потомства в слух?
Цветущие красой три юные
девицы
От страха мёртвые лежали
вдоль светлицы,
Хотя в неё ещё не ворвалась
река;
Одна в своей руке держала
голубка,

И смерти вместе с ним
подсечена косою.
Там старец мрачный —
жив – терзался тоскою,
Средь разрушения блуждает
будто тень
И вопиет: «Где ты, любезная
мне сень?
Где дочь и сыновья; где ты,
моя супруга?
Без дома, без детей,
лишённый сил и друга,
Среди печали злой, отчаяния
сын,
Связь с миром перервав,
скитаюсь я один».

Приятность островов
Петрополь украшала,
Окрестности его и Муза
возглашала;
Все быстрое стекло любили
Невских вод
И Феба из морей
торжественный восход.
Но там свирепое явяся
наводненье,
Отягощая мысль, не утешает
зренье.

Пред днём молитвенным
бесплотных в свете сил,
В твой навечерний день,
Архангел Михаил,
С Петрополем в полдни
событие ужасно,
Повсюду зрится вод
скопление опасно.
Хотел могущий Бог нас
гневом посетить,
И в то же время зло
щедротой прекратить;
Водами ополчась по
беспредельной власти.
Он сердце людям дал ценить
других напасти.
Все кинулись к судам, все,
окрылясь, бегут,
Все жизнь, жизнь ближнего,
как жизнь свою брегут;

Текут с стихией в брань,
призвав на помощь Бога,
Сам сердобольный Царь от
высоты чертога,
Покорности к Творцу, любви
к народу полн,
Послал жертв исхищать из
уст свирепых волн.
Посланник воин был, и близ
царя в сраженье
Зрел смерть лицем к лицу,
зрел ужас, истребленье;
Ступя на бурный вал, до
катера достиг,
Схватил его, летел, в час
гибельный и миг
Догнал он водовик, на коем
утопали;
Пусть волны злобные к нему
не допускали,
Мужаясь в подвиге, усердием
горя,
Спас погибающих, – и спас
в глазах Царя.

Коль злополучие Петрополя
известно,
То исцеление, поистине
чудесно,
Ты, лира, огласи на крылиях
молвы
По красным берегам и Волги
и Москвы.
Быть может, возвратясь из
океанов дальних,
Иной, услыша весть о бытиях
печальных,
К речам свидетелей не
преклоняя слух,
Вещает: «Не был здесь
явлений бурных дух,
К Петрополя красе мрак не
касался ночи,
Меня обманывать мои не
могут очи,
Здесь прежний царствует
порядок и покой;
Петрополь осмотря, я был и
за рекой,
На стогнах чистота,
по-прежнему громады,
По-прежнему мосты,
по-прежнему ограды;
Где наводненья след и где
свирепость волн?
Весь град движения, занятий
мирных полн
Кто стогны очищал, где от
хором обломки?
Вулкана древнего
по-прежнему потомки,
С железом ратуя, взялись за
крепкий млат,
Я вижу в мастерских орудиев
снаряд.

Обуревание жестокое природы,
Которое едва ль исправить
могут годы,
Так скоро здесь могло
успехи приобресть,
Что гости за моря отрадную
шлют весть?
Или покрытый град
свирепою водою
Возобновился вдруг
волшебною рукою?»
Ах нет! Петрополь цел от
бедоносных вод
Зефира кротостью, наитием
щедрот.

Кто помощи других себе в
напасти просит,
Благотворителю мольбы свои
приносит.
А здесь несчастному не
слезы нужно лить,
Чтоб сострадание в
соотчичей вселить;
Благотворения великое здесь
дело
Текло прямой стезей,
достигло цели смело.
В бедах не надобно
предстателя искать,
Здесь ищут тех, кому
потребно помогать.
Умолк на Бельте рёв и
онемели стоны,
Посыпалися здесь с престола
миллионы;
Среди Петрополя от ярости
злых вод
Пусть есть погибшие, – но,
верно, нет сирот.
Любовью чистою, небесною
согреты
Все у пристанища, упитаны,
одеты,
Все, благости прияв
священнейший залог,
Рекут: «Средь тяжких зол
есть милосердный Бог».