Иван Тхоржевский - Последний Петербург

Еще так жарки солнца ласки,
Еще зовет, сверкает даль,
И в близость сумрачной развязки
Не верит светлая печаль.

Пускай мертвы воспоминанья,
Пускай надеяться нельзя, —
Еще осталось обаянье:
Жить, под пучиною скользя!

Куда бы волны нас ни мчали,
Мы блеск их вольный отразим
Не черным зеркалом печали,
А гимном страсти молодым!

Я не хотел бы воротить былое,
Все пережить иначе и смелей,
У старой скорби жало вынуть злое
И радость жизни чувствовать светлей.

Мне так ясна ошибок неизбежность,
Мне так понятны линии Судьбы!
Но далека от сердца безнадежность,
Я жажду вновь ликующей борьбы.

Теперь в тумане скудная окрестность,
Короче путь мой, солнце холодней…
Но сердце ждет. И эту неизвестность
Я не отдам за счастье прежних дней!

Она бредет, шатаясь, в исступленье,
С ножом в руке, истерзанная вся,
Едва дыша и, в буйном ослепленье,
Себе же в грудь удары нанося.

Опоена каким-то страшным зельем,
Всех обманув, обманута сама,
Она как зверь: взор искажен похмельем,
В нем дикая, мучительная тьма.

Упала в грязь… хрипит проклятья злые…
Так вот она, вот бывшая Россия!
Спаси ей честь, о Боже, вразуми:

Заблудшую, забрызганную кровью,
Покрой ее сияющей любовью!
И если жизни нужна моя — возьми.

Она лежит, как труп бессильный;
И вот — кровавый пир гиен
Над ней кипит во тьме могильной!
Живую — душит красный плен.

Она очнулась: кровь, пожары;
На небе молнии, гроза;
Просветлены мученьем кары
Ее молящие глаза.

Она, отчаяньем томима.
Кричит, — но все проходят мимо…
Остановитесь! в грозный час

На помощь, братские народы!
На помощь, именем свободы!
Иль Божий гром — ударит в вас.

Мы перейдем таинственную грань,
На нас самих покинутые Богом, —
И не увидим счастья за порогом;
Но там опять призывное: воспрянь!

Привет тебе, Год Огненной Печали!
Тебя мы славим, победив боязнь;
Так римляне, идущие на казнь,
Своих безумных Цезарей встречали.

Камин охвачен пламенем утрат:
Витает боль над грудой лет сожженных;
И, в алых ранах, мертвый Петроград
Глядит из пепла, город прокаженных!

Где пир огней? На эту ночь — из тьмы
Нам не разжечь их золотом и кровью;
Но будем тайно пламенеть любовью
И до утра — не будем меркнуть мы.

А там опять камин затопят новый
Под шум и ярость новых непогод.
С душой бойца, на жизнь и смерть готовой,
Тебя мы ждем: безумствуй, Новый год!

Я брошен — холодным осколком —
На жесткую, грубую новь…
И в сердце затравленным волком,
Отчаяньем сжалась любовь.

Мой плен заколдованный тесен:
Иззубрены болью края,
И где-то в развалинах песен
Тоской шевелится змея.

Но раны судьбы не случайны;
За ними — бунтующий рост!
Весь мир — в озарении Тайны
В безбрежном крушении звезд!

И странникам новым, взгляните,
Простор для безумий широк.
А мы — это алые нити
Для поисков лучших дорог!

Все ярче, острей, непокорней
О счастье тревожные сны…
И мы — это черные корни
Зеленого шума весны!

Румянит солнце аркады узорные
В соборе царственном святого Марка.
Женщины молятся. Их шали темные —
Что маки черные в вазе огненно-яркой.

Блестит Распятие, византийски пышное…
Венецианки пред ним низринуты,
Для молитвы утренней, для псалма чуть слышного,
Корзины с плодами на рынке покинуты.

В мольбах изливаются — грусть виновная,
Тайна грешная, беспокойная…
Грезой о свежести томит лето знойное,
Бредит счастьем тревога любовная…

Слухом льнут к своему же признанию;
И смотрят в долгих очах Спасителя,
Есть ли ласка, ответ Утешителя
Плачу горлинок, воркованию…

Смутный пыл земной в женских молениях,
Но ты услышь, Господь, — пролей им сладости!
Властно бросил Ты на колени их, —
Исцели же их: исцелением радости.