Перец Маркиш - Из Еврейской Поэзии XX Века

Еще глядится меркнущий закат
В чердачное окно.
Последний листопад.
Я, замерев, стою как бы на страже,
И взор мой дожидается, когда же
Украдкой поторопится опять
Земное притяженье
С влажной ветки
Еще один поблекший лист сорвать.

Полдневным солнцем взор мой утомлен.
Подобен лес лучистому виденью.
Я прохожу сквозь блеск его колонн,
Ложусь на тень и укрываюсь тенью.
Я уменьшаюсь. Братья муравьи
Неугомонным подняты набатом.
Из двери в дверь, по выступам и скатам
Стремится ток их дружной толчеи.
А этот отделился от ватаги.
Шутя я преградил малютке путь,
А он не соглашается свернуть,
И дорог мне напор его отваги.
И вновь я запрокидываю взгляд
К высокому слепящему проему.
Теперь в толпе деревьев меньший брат,
Я радуюсь их трепетному дому…

И потому здесь боль моя легка мне,
И грусть моя мне часто дорога —
Его дыханье помнят эти камни,
Касалась этих троп его нога…

И с юности в полях моих скитаний
Целил меня его свободный дух,
И свет его покоя не потух
Средь рабских мук и тяжких испытаний.

Как прежде он, покинул я поля.
К лучам вершин и сумрачным долинам
И я вошел рабом и властелином,
С ним полноту восторга разделя.

О время, о пространство, о число!
Как на прибой, ступил на вашу грань я,
И юный взор мой ваше простиранье,
Как дали океана, увлекло…
По зыбкой кромке влажного песка,
Что вашей необъятностью объята,
За мною тень ступает воровато,
И удочка в руке моей легка.
Среди миров, стремясь постигнуть вас,
Я удочку мою в рассветный час
Закидываю с берега земного.
И в пламенную зоркость юных глаз
Стекают капли вечности с улова…

Моя мама в самом начале дней
Показала однажды мне
Там, на синем бархате в вышине
Тарелочку — лунный круг.
И я тянулся туда за ней
Из крепости нежных рук,
Туда забросил я в первый раз
Искры жаждущих глаз…

Ах, тарелочка в небе!
Как в те года,
Я к тебе устремляю взгляд.
И по-детски беден я, как тогда,
Как тогда, по-детски богат.
И опять в синеву к твоему лучу
Я сегодня руку тяну
И небесную сеть всколыхнуть хочу,
Всполошить твою глубину…
И когда ты качнешься на той волне,
Ясный луч с небес оброня,
Погрозит в ответ звездный палец мне —
И довольно будет с меня…

Клянусь, мне этот лес уже знаком,
И эту нисходящую покато
Долину видел я когда-то
И дно ее, покрытое песком.
Под колеса скрипучее болтанье
Во мне ликует память, сохранив
Любой ничтожнейший извив
На всех дорогах моего скитанья…
Клянусь я, этот миг воскрес!
В какой-то бытности старинной
Я этой двигался долиной,
И простирался
Этот лес…

Ты снегом и вином наполненный сосуд.
О, сколько чистоты в пьянящем аромате,
В тончайшей кожице, чью свежесть берегут
Две нежные печати!

Чем утолят беснующийся пыл
Язык и нёбо? Жаждущему взгляду
Как приказать мне, чтобы не испил
Весеннюю усладу?

Ты память снежной белизны
Цветов и солнечного шквала!..
Но зубы ждут, занесены,
Укус — пропало…

Я увидел ее у реки
Под нависшей
Из сплетенных ветвей зеленеющей крышей,
Что заплатана белизной облаков.
В двух десятках шагов,
Где листва поредела,
Там, к молчанью земному припав,
Немо камень чернел — распыленного тела
Моей родины древней упрямый сустав…

Я увидел — ликующе обнажена,
Шла в короне волос, что волной ниспадали,
И ко мне донеслось из воскреснувшей дали
Древне-юных времен:
— Ее имя Жена!

На строгих стульях
В полумгле каморки
Одежды наши — две невнятных горки…

Как на песке
Пустынного залива
Они
Нас поджидают терпеливо…

Там вдалеке
Покинутые стены,
А здесь — безумство волн, кипенье пены…