Евгения Баранова - Номинация «Поэзия»

в первом сидела за последней партой,
но очень скоро привыкла щуриться —
не разбирала ни букв, ни чисел.
блузка из ацетатного шёлка
не станет чистой, сколько ни перестирывай.

в третьем глядела на разбухшую
молочную колбасу и белые макароны
и думала: сколько ещё продлится,
забери меня. кто-нибудь, забери.

в пятом сидела дома, потому что
цвело внутри, хрипами фарингита,
одуванчиками прорастало. будто
не стало вдруг разом языка и речи,

молчала. в седьмом — самая высокая
из всех девочек, стояла первой на физкультуре.
одноклассники курят, и лежит на дороге
изморозь. я дрожу в перешитой юбке,
из которой успела вырасти,
и чувствую горькую непохожесть.

сашенька, ты целовалась уже с ребятами?

я в одиннадцатом разрезала
папиной бритвой кожу,
я до сих пор хожу
кровоточащей,
незамкнутой и разъятой.

Третий раз за десять минут смотрю время —
меняется медленно, не течёт, захлёбывается.
В окнах горят деревья, движется поезд, собирая жизни мышей, кроликов и лисиц, и всех,
кого угораздило.

Мы едем в чужую страну.
Мы едем в незнакомое государство,
нарядное
украшенное к празднику.
Мы хотим остаться,
хотим стать причастными к чистому полу, к горящим лампочкам,
ко всем гражданским правам —
но едва переступим границу,
смахнём со щеки
колкий снег —
скажем
друг другу:

Учи язык
Получи вид на жительство
Найди работу

Кто ты,
Кто ты, говорящий со мной на заснеженном поле перрона,
расстилающегося
насколько хватает глаз, белого и красивого?

И как я расскажу тебе о России,
где мама стирала хозяйственным мылом,
где мама коленку разбитую мазала йодом и приговаривала —

у кисы боли,
у собаки боли,

А у нашей девочки давно зажило и забылось.

когда кровь в первый раз пошла — подумала, что умираю, два раза ходила в ванную,
держала простыню под холодной водой.
лежала на мокром и прислушивалась к шагам.

завтра будет четырнадцать, родители обещали купить сименс ка-триста.
на уроке достану и положу на стол, чтобы не лучше всех,
но хотя бы не хуже прочих.
отпусти меня, Отче, из однокомнатной в большую и светлую жизнь.

учительница биологии отставляет после урока девочек и рассказывает
о методах контрацепции.
телефон соседки по парте вспыхивает сообщением:
как дела, чё делаешь, пошли в парк.

дует изо всех-то щелей, из-за рассохшихся рам,
сидит на шкафу чучело глухаря и слушает.
(как кричит глухарь среди лиственниц
и осин?
— тэкэ, тэкэ, тэкэ,
дзи, дзи).

а мы разве слышали?
только пальцем показывали
и стреляли.

в окнах — деревья, спиленные по корень,
в окнах — белое-белое поле города.

учительнице шестьдесят, она всё помнит.

прихожу домой к ужину, снимаю простыню с батареи,
сухую, мятую, но так и не отстиравшуюся до конца.
на столе лежит бело-голубая коробка.
с днём рождения, говорят,
а сами тихие и усталые.

скоро пойдём золотым незнакомым садом,
увидим залитые солнцем крыши,
светлые, беспечальные, полные
новых сил —

тэкэ, тэкэ, тэкэ,
дзи, дзи —

поднимем головы и услышим.

это дневник наблюдений за природой ученицы седьмого класса
фамилия имя
в окнах стоят серебряные деревья, из темноты фонарями выхваченные.

желтеет акация, и чувствуешь сладость на языке, возвращающую к далёким
воспоминаниям —
как с Сашей Сторожевым стояли в луже по щиколотку,
висели на турнике, а потом больно падали
лицом вниз.

или как с Ниной Беляевой нанизывали рябину на белую нитку —
играли, бусы оставили на веранде. А потом нашли в начале зимы — порыжевшие, исклёванные,
полусгнившие.
Так стояли, не решаясь выбросить, так остро чувствовали наше горе
среди заиндевевших трав участка старшей группы детского сада «Золотая рыбка».