Виктор Моспан - Путь. Стихи

Любезен был дикарь с дубьём
Природе. Ей теперь несладко:
Чуть-чуть осталось – и добьём
Зверьё и птицу без остатка.

Ещё немного – и моря
Опустошим, отравим воздух.
А что потом? Пытаться зря
Открыть колонии на звездах.

И к матери-сырой земле
Мы грудью припадём, рыдая,
Увы, раскаянье во зле
Не возвратит былого рая.

В промозглом осеннем тумане
Проглядывал знобкий рассвет,
Как будто на киноэкране
Старинный сюжет.

За тонущим в мороке лугом,
Во мгле, поглотившей тропу,
Неясные тени друг с другом
Сливались – в толпу.

Смещались без явного смысла,
Клубясь то туда, то сюда.
Казалось, над всеми нависла
И давит беда.

Была молчаливым упрёком
Тому, кто дождался зари,
Картина о чём-то далёком:
Смелее смотри.

И кровь с чистотой позабытой
Стучала в холодный висок.
Да это же камерой скрытой
Отснятый кусок!

Над полем зреющей в дремоте
Пшеницы, возле самых клунь,
В свободном бреющем полёте
Плывёт пернатый хищник лунь.
Парит и, словно на преграду
Наткнувшись, падает к земле.
Взмывает, плохо скрыв досаду,
С наклоном – на одном крыле.
Короткохвостая полёвка
Сумела в норку ушмыгнуть,
А птицу подвела сноровка.
Но даль открыта, волен путь
В степи идущим и парящим,
Когда такой стоит июнь.
И тает в мареве дрожащем
Седой ловец – матёрый лунь.

Весна поёт на все лады.
Казалось бы, глуха чащоба,
А слышен голосок воды —
Ручей бежит из-под сугроба.

Роняет наземь бубенцы
Овсянка, и, гонцы пернатых,
Перекликаются скворцы
В дуплянках – собственных пенатах.

Какой-то дрозд гонять чаи
Зовет знакомца Селифана.
У рощи хлопоты свои —
Вот-вот примерка сарафана.

И я, певучую зарю
Встречая на исходе марта,
Опять весну благодарю
За возрождение азарта.

Тучи тянутся в небе холодном,
Над болотами ухает выпь,
Зарябила на зеркале водном
Дождевая осенняя сыпь.

Не избыть горевую тревогу —
Вот и прожиты лучшие дни.
Полетовщик отправил в дорогу
Караваны крылатой родни.

Может, птицы вдали прокричали
Не о грусти осеннего дня
И своей поднебесной печали,
А в дорогу позвали меня?

Задержаться на празднике жизни
И людская душа не вольна —
Отлетит. Но в исконной отчизне
Обретёт ли блаженство она…

У жизни не вымаливал тепла,
Ценил её, а в ней – одну свободу,
И если женщина близка была,
Любил. Но так же любят хлеб и воду.

Была душа безгрешно молода.
Неверность жизни, женскую измену
Превозмогла, но многому тогда
Определила истинную цену.

Нелёгкий крест – идти путём земным,
Когда не лжёшь и правду ценишь в слове…
А срок придёт платить по закладным —
Душе-правопреемнице не внове.

Хорошо бы поехать на море
Не в курортный, а в мёртвый сезон
И вдали от людской суеты
Поселиться, возможно, в Мисхоре —
Там ещё сохранился озон.
Поглядеть, как друг другу на смену
Набегают валы без конца.
Постоять у прибойной черты,
То и дело несвежую пену
Вытирая ладонью с лица.

Пошло кружится Земля,
Мотылёк летит к огню.
Шесть – двенадцать – два нуля —
Я однажды позвоню.

И ответит сквозь года
(Ничего, что он далёк):
“Я вас слушаю” —
Всегда
Неизменный голос: Блок.

“Говорите”.
Помолчу —
Робость вызвана тоской.
– Я поставил вам свечу,
Александр, —
За упокой.

Славно вода выручала,
Словно из волн выносила:
Хлюпала в сваях причала,
Брызгала в щели настила.

Строем катились невольным
Строки о старом и новом
В ритме любимом – трёхдольном,
Господи Боже, – вальсовом.

Было сочувствие миру,
Будто слияние в звуке.
Чудилось: душу, как лиру,
Трогали нежные руки.

Глаза и уши, словно ватой,
Забил туман. Глуха земля.
Рассвет с улыбкой виноватой
Глядит на сирые поля.