Джон Китс - Стихотворения и поэмы

Будем петь мы все равно:
Славься Линкольна сукно!
Слава старой тетиве!
Слава плещущей листве!
Славься, старый громкий рог!
Славься, сметливый стрелок!
Славься, Дюжий Малый Джон,
Конь твой также восхвален!
Славься, храбрый Робин Гуд,
Что в лесу нашел приют!
Славься, дева Мариан!
Славься, весь разбойный клан!
Пусть прошли те дни — вдвоем
Песню мы с тобой споем.

Души бардов, ныне сущих
В горних долах, в райских кущах!
Разве этот лучший мир
Лучше, чем у нас трактир
«Дева Моря», где по-царски
Угостят тебя Канарским,
Где оленина всегда
Слаще райского плода?
Наслаждались этим чудом
Марианна с Робин Гудом,
Как, бывало, в оны дни
Пировали здесь они!

Слышал я, что было дело:
С крыши вывеска слетела,
Поднялась на небосвод,
И под нею звездочет
Вдруг увидел вас, веселых,
За столом и в ореолах,
Осушающих до дна
Бочку доброго вина,
Возносящих к небу чаши
В честь Созвездья Девы Нашей!

Души бардов, ныне сущих
В горных долах, в райских кущах!
Разве этот лучший мир
Лучше, чем у нас трактир?

Пять лет о берег бил прибой времен,
И под приливом двигались пески
С тех пор, как я тобою был пленен,
Когда перчатку ты сняла с руки.
Увижу я полночный небосвод —
И взора твоего звезда горит,
Увижу я, как роза расцветет, —
И вспоминаю цвет твоих ланит,
Увижу я бутон — и слух готов
К устам твоим лететь на зов мечты,
И ожидать любовных нежных слов,
И жить обманом… Затмеваешь ты
Воспоминанием восторг любой
И отравляешь радости тоской.

Сын старых африканских лунных гор,
Дом крокодилов, область пирамид!
Мы говорим: ты благ и плодовит,
Но лишь одну пустыню видит взор.
Народов смуглых нянька с давних пор.
Ты благостен? Иль твой обманчив вид
Для тех, кого работа тяготит,
Кто до Каира строй могил простер?
Нет, мрачная догадка не права!
Незнанью чудится пустыни тишь
Во всем чужом. Твоя вода жива,
Как наши реки, поишь ты камыш,
И так же омываешь острова,
И к морю так же весело спешишь.

О Спенсер! Обожатель твой, лесник,
Пройдя твой лес, вчера с улыбкой милой
Просил, чтоб я, твоей подвигнут силой,
Впредь очищал английский мой язык.
Сказитель эльфов! Кто ж из нас достиг —
Из нас, живущих средь зимы постылой,
Таких высот, как Феб золотокрылый,
Чтоб разливать веселье утра вмиг?
Кто может без упорного труда
Живить, как ты, свои произведенья?
Цветок из почвы долго пьет всегда,
Пока придет пора его цветенья.
Явись весной: из кожи буду лезть,
Ему на радость, а тебе на честь.

Голубизна! Ты — жизнь небес: простор
Для Цинтии, дворец бескрайний Феба,
Для Веспера со свитою шатер,
Хранительница туч, пестрящих небо.
Голубизна! Ты — жизнь всесветных вод:
Ни океан, кипя взъяренной пеной,
Ни реки, сокрушающие лед,
Не затемняют сути неизменной.
Голубизна! Ты родственна лесам,
С нежнейшей зеленью обручена ты:
Синеет незабудка, а вон там —
Фиалка притаилась… Как сильна ты,
Чуть проглянув! Но власть твоя стократ
Сильней, когда тобой сияет взгляд!

Ты — тот, кто ветру подставлял лицо,
Кто видел в дымке тучи обложные
И вязы среди звезд заиндевевших;
Пожнешь ты жатву — лишь весна придет,
Ты — тот, кому казался книгой свет
Кромешной мглы, которая питает
Тебя всю ночь, до появленья Феба;
Тебе весна сторицею воздаст.
О знаньях не пекись — и будь как я:
Ведь песенке моей неведом холод.
О знаньях не пекись — и будь как я;
Мне внемлет Вечер. Тот, кто загрустил
При слове «праздность», — праздным быть не может.
Лишь наяву ты думаешь, что спишь.

Будь я причтенным к божествам Олимпа,
Всевышнюю я утвердил бы волю:
Когда влюбленный устремится следом
За красотою, вдалеке сокрытой,
Пусть с каждым мигом облик совершенный
Становится нежнее и прекрасней;
От диких ягод, сорванных поспешно,
Пусть зреет поцелуй на древе страсти
И соком сладким наполняет плод,
Чтоб на устах паломника истаять.