Не позднее 3 марта 1817
НА ПОЭМУ ЛИ ХАНТА
«ПОВЕСТЬ О РИМИНИ»
Ты любишь созерцать зарю вполглаза,
Прильнув к подушке заспанной щекой?
Очарованью этого рассказа
Поддайся — и проникнешься тоской
По луговине с плещущей рекой.
Твой медлит взор: небесный блеск не сразу
Он пьет, скользя по Веспера алмазу.
Тебя объемлет звездный свет, покой,
Как этот стих о ночи, осиянной
Божественной охотницей Дианой.
А если ты отчасти моралист,
Твой дух найдет в бору приют желанный,
Где ель роняет шишки, воздух мглист,
Поют зорянки, сохнет палый лист.
Не позднее 25 марта 1817
МОРЕ
Шепча про вечность, спит оно у шхер,
И вдруг, расколыхавшись, входит в гроты,
И топит их без жалости и счета,
И что-то шепчет, выйдя из пещер.
А то, бывает, тише не в пример,
Оберегает ракушки дремоту
На берегу, куда ее с излету
Последний шквал занес во весь карьер.
Сюда, трудом ослабившие зренье!
Обширность моря даст глазам покой.
И вы, о жертвы жизни городской,
Оглохшие от мелкой дребедени,
Задумайтесь под мерный шум морской,
Пока сирен не различите пенья!
16—17 апреля 1817
СТРОКИ
Неслышимый, незримый,
Склонился я к любимой
Проститься с серебристой истомой сонных рук.
О, их прикосновенье —
И счастье, и мученье:
Сначала душу ранит, потом целит недуг.
О, веки — чудный глянец,
И влажных губ румянец,
И тени звуков сладких вкруг них витают вновь;
Объят я тишиною,
Но их слова со мною:
«Ни меры, ни пределов не ведает любовь».
Наставницы столь нежной
Я ученик прилежный;
Для шалостей сладчайших был этот день рожден
И я, не промедляя,
Вкушу утехи рая,
Хоть залился румянцем рассветный небосклон.
Не позднее 17 августа 1817
* * *
Жду тебя, любовь,
Под зеленой сенью…
Жду тебя, любовь!
Слава — наслажденью!
Жду, где вешний луг
Нам расстелит травы!
Жду тебя, мой друг!
Наслажденью — слава!
Жду, где первоцвет
Жмется к изголовью…
Жду тебя, мой свет,
Будь моей Любовью!
Я постиг, постиг! —
Миг бесценной страсти
Только краткий миг,
Дуновенье счастья.
Но еще оно
Не промчалось мимо.
Но еще дано
Жить и быть любимым.
В мире есть любовь!
Жду ее, влюбленный!
Умереть готов,
Счастьем упоенный!
<1817>
[ИЗ ПИСЬМА ДЖ. Г. РЕЙНОЛДСУ]
Вот готический стиль:
К небу тянется шпиль,
На колоннах — святые отцы.
Рядом арка и дом,
Арка тронута мхом,
Дом приветствует — «Вильсон. Квасцы»
Студиозусов рой:
Не увидишь порой
Ни единого за день профана;
Громоздится собор,
Заливается хор,
Ну и ректору тоже — осанна!
Очень много травы,
Очень много листвы
И оленей — не только для лирики;
И уж если рагу —
«Отче наш» на бегу,
И к тарелкам бросаются клирики.
Сентябрь 1817, Оксфорд
К***
Не печалься, не беда:
Туча сгинет вскоре.
Лишь вздохни — и навсегда
Позабудь о горе.
Отчего грустят глаза,
Губы замолчали?
Ведь одна твоя слеза
Смоет все печали.
Так поплачь о горе том:
Я слезинки эти
Сосчитаю, чтоб потом
Радостью стереть их.
А от слез твой взгляд живой
Ручейка яснее,
И певучий шепот твой
Музыки нежнее.
Пусть же смерти нашей час
Подойдет печальный —
На губах умрет у нас
Поцелуй прощальный.
Ноябрь 1817
ИЗ ПОЭМЫ «ЭНДИМИОН»
[гимн пану]
…и пел огромный хор:
«О ты, кто свой раскидистый шатер
Восставил на шершавые стволы
Над морем тишины и полумглы,
Цветов незримых и лесной прохлады;
Ты наблюдаешь, как гамадриады
Расчесывают влажные власы,
И бессловесно долгие часы
Внимаешь песне тростника в воде
В местах пустынных и злотворных, где
Плодится трубчатый болиголов,
И вспоминаешь, грустен и суров,
Как за Сирингой долго гнался ты
Сквозь травы и кусты,
Внемли тебе слагаемый пеан,
Великий Пан!
О ты, кому тревожно и влюбленно
Воркуют горлицы в листве зеленой,
Когда ступаешь ты через луга,
Что солнцем обрамляют берега
Твоих замшелых царств; кому несет
Смоковница с почтеньем каждый плод;
Кому любой обязан жизнью злак —
Цветущие бобы, пшеница, мак;
Кому в полях широких спозаранок
Возносятся напевы коноплянок
И для кого зеленый свой покров
Сплетают травы; крылья мотыльков
Тебя встречают праздничным нарядом,
Так очутись же с нами рядом,
Как ветер, что над соснами возник, —
Божественный лесник!
Читать дальше