Алексей Букалов - «Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы

Ден(ь)щик (м.) кто днюет, дневальный; со времен Петра I слово это приняло особое значенье <���…> Денщики, при лице Петра I, из дворян, – почти то же, что ныне флигель-адъютанты ( Даль Вл. Толковый словарь живаго великорускаго языка. Т. I. СПб. – М., 1880. С. 428). Ср.: Денщик (деньщик) – при Петре I, дворянин, находившийся при царе для услуг, выполнения распоряжений и особых поручений (Словарь языка Пушкина. Т. I. М., 1956. С. 623–624).

Голиков продолжает: «Сей Ганнибал сам предлагал нам сей анекдот, рассказывая всегда оный со слезами, то есть что ни проходило ни одной ночи, в которую бы монарх не разбудил его, а иногда и не один раз. Великий сей государь, просыпаясь, кликал его: «Арап» – и сей тотчас же ответствовал: «Чего изволите?» – «Подай огня и доску» (то есть аспидную, которая с грифелем висела в головах государевых). Он подавал оную, и монарх пришедшее себе в мысль или сам записывал, или ему приказывал, и потом обыкновенно говорил: «Повесь и поди спи». Поутру же неусыпный и попечительный государь обделывал сии свои мысли» ( Голиков И.И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России… Изд. 2-е. Т. XV. М., 1846. С. 156–157). Этот анекдот с сокращениями, но с сохранением звания «камердинер» перекочевал на страницы «Словаря достопамятных людей Русской земли» Д.Н.Бантыш-Каменского (М., 1836. Ч. 2. С. 12. статья «Ганнибал»).

Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты. М.–Л., 1935. С. 52.

Сравним окончания этих отрывков. «Немецкая» биография: «У последнего над постелью всегда висело несколько аспидных досок, как бы он ни был утомлен от дневных трудов и как бы ни нуждался в покое, его великий дух, вечно деятельный во благо подданных, этот почти никогда не отдыхающий дух, часто будил его и поддерживал в бодрствующем состоянии; и тут в темноте, без света, записывал он по вдохновению важные и длинные проекты; на утро его питомец должен был эти заметки переписывать начисто и после надлежащего подписания рассылать их по коллегиям и соответственным учреждениям, в качестве новых законов и повелений для исполнения» (С. 53). Пушкинский перевод: «Государь имел всегда над своей постелью аспидную доску…; государь писал ночью приходившие ему мысли, а Аннибал утром переписывал и рассылал по разным коллегиям» (XIII, 435). В.С.Листов в «болдинском» докладе «Легенда о черном предке в творческом сознании Пушкина», сличив эти тексты, замечает: «Пушкин опускает слова «после надлежащего подписания» и тем возносит своего предка на головокружительную высокую ступень государственности». – И.Л.Фейнберг также обратил внимание на эти тексты: «Здесь прямо – сказано верное слово – вдохновение, творческие мысли, рождающиеся ночью в темноте, без света. Пушкин все это знал и понимал по собственному опыту» ( Фейнберг И.Л. Абрам Петрович Ганнибал – прадед Пушкина. М., 1983. С. 39).

Ср. у А.Корниловича: «Токарную комнату государь называл местом отдыха» (Русская старина. СПб.: 1824. С. 49).

Один из адъютантов Петра I француз Вильбоа оставил «Записки» – воспоминания о своей службе (Русский вестник. 1842. № 2). Пушкин знакомился с этими записками, работая в библиотеке Вольтера в Эрмитаже над «Историей Петра». Архивы сохранили немало любопытных подробностей о «ночной службе» адъютантов и камердинеров у русских царей и цариц. Так, камердинер, который дежурил у дверей «дщери Петра» – Елизаветы Петровны, обязан был прислушиваться и, когда императрица закричит от ночного кошмара, положить ей руку на лоб и произнести «лебедь белая». За что сей камердинер был пожалован в дворянство и получил родовую фамилию Лебедев (то есть, говоря словами Пушкина, стал «родоначальником исторической фамилии» (см.: Эйдельман Н.Я . Грань веков. М., 1986. С. 16). В замечаниях к «Пугачеву» Пушкин вспомнил другую историю: «Чернышев был некогда камер-лакеем. Он был удален из Петербурга повелением императрицы Елисаветы Петровны. Императрица Екатерина, вступив на престол, осыпала его и брата своими милостями». Среди предков Пушкина (по линии Ржевских) был и А.И.Репнин, в молодости – «комнатный стольник» Петра I. Позже (1697 г.) Репнин был послан за границу (в Италию) «для научения морского дела».

Дом-музей Петра I. Составитель X.Саха. Таллинн, 1975. С. 13.

Там же. С. 17.

Источник этого эпизода – у А. Корниловича: «У прибора его клались всегда деревянная ложка, оправленная слоновой костью, ножик и вилка с зелеными костяными черенками, и дежурному денщику вменялось в обязанность носить их с собою и класть перед царем, если даже ему случалось обедать в гостях» (Русская старина. СПб.: 1824. С. 25–29). Подобного рода «заимствования» Г.Блок условно назвал «скрытыми цитатами» и пояснил: «Пушкин не имел, разумеется, никаких оснований выдавать чужие слова за свои и скрывать близость своего текста к тексту источников, хотя бы потому, что подобная близость является не пороком, а одним из главнейших достоинств исторического изложения. Эта истина была для Пушкина так же бесспорна, как и для нас. Когда рецензент булгаринского журнала упрекнул его в обилии и пространности цитат из книги А.И.Левшина, Пушкин ответил на это так: «Я не видел никакой нужды пересказывать по-своему то, что было уже сказано как нельзя лучше г-ном Левшиным…» (IX, 380) В смысле выделения цитат и ссылок на источники Пушкин проявил несравненно большую щепетильность, чем такие, например, западноевропейские его современники, как Тьери, Гизо и Тьер» ( Блок Г. Пушкин в работе над историческими источниками. М.–Л.1949. С. 31–32).