Алексей Букалов - «Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы

«Толстовский ежегодник». М., 1912. С. 63. См.: Эйхенбаум Б.М . Лев Толстой и Петр Первый // Литературный Ленинград. 1934. № 13 (45) от 20 мая; Прянишников Н. Проза Пушкина и Л. Толстого. Чкалов, 1933.

Наблюдение Н.Я. Эйдельмана в его устных комментариях к чтению «Арапа Петра Великого» в Музее А.С.Пушкина в Москве 27 января 1985 года.

См .: Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 61. М., 1953. С. 290–291.

Поводом к заметке послужил памфлет «Второе письмо из Карлова на Каменный остров» в «Северной пчеле»: «Рассказывают анекдот, что какой-то поэт в Испанской Америке, также подражатель Байрону, происходя от мулата или, не помню, от мулатки, стал доказывать, что один из предков его был Негритянский принц. В Ратуше города доискались, что в старину был процесс между шкипером и его помощником за этого Негра, которого каждый из них хотел присвоить, и что шкипер доказывал, что он купил Негра за бутылку рому… Думали ли тогда, что к этому Негру признается стихотворец. Суета сует…» (Северная пчела. 1830. № 94).

Здесь следовало примечание Пушкина, которое мы приводим далее отдельно. Пушкин намеревался опубликовать текст упомянутого письма, о чем свидетельствует первоначальная запись в черновике «Письма Екатерины II, прилагаемого ниже» (XI, 395). Исполним пушкинское намерение и ознакомим читателей с текстом этого по-своему замечательного документа. (Впервые его опубликовал П.В. Анненков в своих «Материалах».) Письмо это очень наглядно подтверждает записанные однажды Пушкиным (со слов кн. А.Н. Голицына) слова императрицы: «Когда хочу заняться каким-нибудь новым установлением, я приказываю порыться в архивах и отыскать, не говорено ли было уже о том при Петре Великом? и почти всегда открывается, что предполагаемое дело было уже им обдумано» (ХII, 168). Итак, письмо Екатерины II отставному генерал-аншефу Ганнибалу в Суйду: «Абрам Петрович. Мне не безъизвестно, что многие чертежи в сохранении вашем находились, когда блаженныя памяти Государь Петр Великий по способности вашей употреблял вас по многим делам; по чему я думаю, что вы сохраняя память сего великого Государя и своей тогдашней при нем службы, сберегли в своих руках все любопытства достойныя бумаги. А как мне известно же, что Он помышлял о строении канала от Москвы до Петербурга и к тому уже и проект зделан был, то вы Мне особливую благоугодность зделаете, ежели, чертеж тому отъискав (когда он у вас был) пришлете ко Мне со всеми принадлежащими к нему бумагами, хотя бы он в черне только был зделан. Но ежели вы ничего о сем деле в руках своих не имели, то по крайней мере укажите Мне, где оный отъискать можно которая Я с нетерпливостию видеть хочу (далее следует помета Пушкина: «собственноручно»), так же есть ли вы о сем проекте от Его Величества разсуждении слышали прошю сколь вы о том вспомните ко Мне отписать остаюсь вам доброжелательна Екатерина. 2 сентября 1765. Царское Село». ( Шляпкин И.А. Из неизданных бумаг А.С.Пушкина. СПб.: 1903. С. 310–311.) В ответном письме А.П.Ганнибал сообщал, что «имел счастье… всмотрение моем иметь собственный Его Величества кабинет в котором все чертежи, прожекты и библиотека имелось» но о канале ничего вспомнить не смог. (Письма Абрама Ганнибала. Издал Н. Гастфрейнд. СПб.: 1904. С. 13.) Ганнибал здесь самолично возводит себя в должность «кабинет-секретаря» Петра I, которую в действительности занимал А.В. Макаров. Впрочем, у Петра в секретарях, как и в денщиках, перебывали многие.

24 ноября 1831 года Пушкин писал Бенкендорфу: «Около года тому назад в одной из наших газет была напечатана сатирическая статья, в которой говорилось о некоем литераторе, претендующем на благородное происхождение, в то время как он лишь мещанин во дворянстве. К этому было прибавлено, что мать его – мулатка, отец которой, бедный негритенок, был куплен матросом за бутылку рома. Хотя Петр Великой вовсе не похож на пьяного матроса, это достаточно ясно указывало на меня, ибо среди русских литераторов один я имею в числе своих предков негра. Ввиду того, что вышеупомянутая статья была напечатана в официальной газете и. непристойность зашла так далеко, что о моей матери говорилось в фельетоне, который должен был бы носить чисто-литературный характер, и так как журналисты наши не дерутся на дуэли, я счел своим долгом ответить анонимному сатирику, что и сделал в стихах, причем очень круто» (XIV, 241–242, 442–443, оригинал по-французски).