Алексей Букалов - «Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы

Ю.Г. Оксман и М.А. Цявловский в своем комментарии отметили, что Пушкин заимствовал это «непристойное итальянское слово» из «Кандида» Вольтера – книги, известной Пушкину с лицейских лет.

Действительно, такое слово в «Кандиде» есть, в одиннадцатой главе: «Ma che sciagura essere senza coglioni» [885].

Комментатор русского перевода «Кандида» К.Н. Беркова дает в примечаниях, как она говорит, «смягченный перевод»: «скопец». Но он относится к полному словосочетанию « senza coglioni» («без яиц»).

Пушкин же употребил именно последнее слово coglion i в значении (дадим и мы смягченный перевод): «олух, чудак»; «жулик, подлец» (точнее – coglione ). Поэт изящно использует словечко «иль» в первой строке стихотворения. Ведь «иль» – это не только соединительный союз в русском языке, но одновременно и определенный артикль мужского рода в итальянском. Причем употребление этого артикля обязательно перед кличкой или прозвищем. Пушкин не раз применяет этот прием. Например, в «Евгении Онегине»:

Учтем, что письмо написано другу, изрядно говорившему по-итальянски, в расчете на полное понимание каламбура адресатом. Мы уже упоминали о пребывании С.А. Соболевского на Апеннинах, а вот что он, «неизвестный сочинитель всем известных эпиграмм», писал об этом сам (в письме Шевырёву): «Я очень люблю Италию и, поживши в разнородном Париже, пивном Лондоне и бестолковой Германии, решил, что после России самый для жилья приятный край – Италия». Знаток истории культуры и быта пушкинской поры Н. Лернер так оценивал Соболевского: «Связь с Пушкиным укрепляет права Соболевского на память потомства. Поистине великий человек на малые дела был этот веселый друг и собутыльник поэта. Ему было дано и остроумие, и вкус, и поэтическое чутье…» [886]. Наверное, только такому собеседнику и мог Пушкин направить свою «русско-итальянскую» шутку.

В 1983 году московская газета «Книжное обозрение» опубликовала мою короткую заметку об итальянском каламбуре Пушкина [887].

Там было сказано буквально следующее:

«Проезжая через Тверь – по государевой дороге из Москвы в Петербург или обратно – А.С. Пушкин обычно останавливался в гостинице, владельцем которой был итальянец Гальяни. В послании к своему другу С.А. Соболевскому (1826 г.) поэт прославил “Гальянову гостиницу” <���здесь приводилась стихотворная цитата>.

Гальяни – так звали хозяина. А почему Кольони? “Словарь языка А.С. Пушкина” поясняет: “шутливая переделка фамилии известного содержателя трактира в Твери”. Итак, шутливая переделка. В чем же шутка? Кольони – это довольно грубое итальянское прозвище. Олух, дурак – вот, пожалуй, его самые приличные русские значения. Мы не знаем, чем заслужил трактирщик такую добавку к своей фамилии. (Правда, судя по тому, что Александр Сергеевич неизменно предпочитал его гостиницу всем прочим в Твери, Гальяни был не таким уж дураком.) Ну а Пушкин и здесь остался верен себе – слегка изменив фамилию своего тверского знакомого, он зашифровал в этом прозвище насмешку, чем показал и свое отношение к Гальяни, и, между прочим, изрядные познания в итальянском языке» [888].

Напечатав эти строки, я неожиданно обрушил на себя поток читательской почты. Некоторые пушкинские поклонники упрекали меня в откровенной крамоле: им претила сама мысль о том, что великий поэт мог употреблять непристойности в поэтических сочинениях. Но были и такие, кто продолжил поиск и предложил свое прочтение отрывка (вот она, народная пушкинистика!). Так, один читатель (Ю.А. Баталин из Пензы, спасибо ему) указал на скрытую игру пушкинского четверостишья: яйцами начиная ( coglioni ) в первой строке, поэт ими же и заканчивает ( яишница ) в последней, закольцовывая таким образом послание.

Самый сильный удар мне нанес школьный учитель из Харькова Георгий Георгиевич Адельгейм. Он довольно задиристо сообщил, что Александр Сергеевич никак не мог назвать Гальяни «чудаком на букву М» по той простой причине, что это была женщина, и звали ее Шарлотта Ивановна Гальяни [889].

Мой критик при этом сослался на уже упомянутый биографический словарь Л.А. Черейского «Пушкин и его окружение». В ответе разгневанному читателю я сообщил, что, действительно, в последние годы жизни Пушкина трактиром в Твери управляла Ш.И. Гальяни, вдова купца первой гильдии Паоло Дамиани (Павла Демьяновича) Гальяни. Но в момент написания стихотворения (1826) купец еще был жив и здравствовал. Тот же Л.А. Черейский в книге «Пушкин и Тверской край» (Калинин, 1985) уточнил, что Паоло Гальяни умер в 1831 году.