Антология - Советская поэзия. Том второй

Белоснежно утро,
острой белизной,
как косой, коснулось
до лица слезой.

Белоснежно утро,
бедер белизна…
Слезы покатились
пропастью без дна.

Утро белоснежно,
белое вдали —
и слеза со смертью
по лицу прошли.

Как несли его к нему в новый дом,
Как по улице проносили, —
Был веселый май, все дышало теплом…
А руки стыли.

Покрывала пыль перекрестка крест.
Старики жалели покойника.
Громыхал, трепетал, ошибался оркестр,
Играли школьники.

А когда миновали школьный сад,
Как антоновка — всех моложе
Подбежала одна, и сразу назад:
— Алексей Антонович, что же вы!

Не услышал он или сделал вид,
Что заснул, — высоко несли его.
Лишь рукой шевельнул, так шевелит
Осень сухими листьями.

У обочин шоферы затихших машин
В рукава сигареты прятали, —
Его ученики — все, как один,
А он — преподаватель их.

По хатам не ссорились мужики,
Стояли на улицах чинные.
А были его ученики
Старинные.

Ну а пьяница — тот хулиганил, галдел,
Такое при детях калякал, —
Увидел его и протрезвел
И, протрезвев, заплакал.

А герой-генерал, вся грудь — ордена
За подвиги боевые —
Прочитал телеграмму, побелел как стена
Впервые.

Скорбной вербой поник я и сам тогда.
Все напасти в душе подытожил,
Для чего к ним прибавилась эта беда,
Для чего, для чего, для чего же…

Как могли, наш учитель, вы умереть?
Были вы моей детскою верой,
Были другом моим и останетесь впредь
Образцом для меня и примером.

И хотя б в непогоду, хотя б в смертный час
Ливень лил, ветер выл не смолкая,
Но зачем, почему вы оставили нас
В удивительном месяце мае?

Он ответил:
— Дружок, не томись, не страдай,
На моей не терзайся могиле.
Потому-то и выбрал я месяц май,
Чтобы жизнью вы дорожили.

Ты — звездою… А я — кленом…
Ты — звездою…
Ах, когда бы и осталось так в веках!
И ходил бы между небом и землею
Белый ветер в самодельных сапогах.

А девчата из проектных институтов
Эти клены ставят в профиль и анфас.
Подровняют их, подпилят и подкрутят,
Как-никак, а есть порядок и… асфальт.

Все замерят, предусмотрят все детали,
Запланируют положенный газон,
Чтоб вдоль улицы колоннами шагали,
Чтоб не лезли, где не надо, на рожон.

А мы яростные песни в жизни пели,
И любили, и страдали от обид,
И детей своих сажали на пропеллер,
И срывались с предначертанных орбит.

Не печалься, дорогая! С небосклона
Ты склоняйся надо мною иногда…
Ты — звездою… А я — кленом…
Будут клены!
Только б ты не угасала, как звезда…

Глянул: белые лилии,
Белоснежные линии —
Я во сне?

Серебристою ниткою
Дали белые вытканы —
Выпал снег.

Тихо бродит безмолвие,
Дышит снегом приволье,
Дышит негой приволье,
Дышит вечностью даль.

Небо — выгнутым зеркалом,
Звезды — льдинками звенькают,
«Дзииь-дзинь» — тоненько звенькают,
Как на люстре хрусталь.

Я один.
Только след на снегу.
Только тени
белесые бегают
По библейской нетронутой белости,
Только иней смеется и ластится,
И к плечу прикасается лапкою…
Кто плечо мое трогает ласково?
Озираюсь —
лишь тени вокруг.
Только тень
белой белкою
бегает.

Скок на ветку
серебряно-белую,
Вверх и вниз,
Вверх и вниз,
Скок да скок…
Ветка с веткой.
А я одинок.

Белый ветер в сугробах нетронутых
Строит замок для фей зачарованных.
Они кружатся призрачно-белые,
И танцуешь ты
празднично-белая
Подарила мне взгляд
с белой лоджии,
И застыл я, навек завороженный…
Белый замок уплыл белым облаком,
Лишь осталась мелодия отзвуком.
Кружит снежною вьюжною ночью…
Белым-белая…
Как одиночество…