Антология - Советская поэзия. Том второй

Россия, ты во времени стоишь,
Как гордый дуб, могучими корнями
Ушедший в недра темные веков,
Стоишь неколебимо и бесстрашно
Под злыми, ураганными ветрами.
Ты будешь цвесть, пока жива земля,
Россия, о великая Россия!

На висках земли
Мы бьемся тревожными жилками.
Мы, как воины, полегли,
А стенами были живыми.
Это наш гнев
Стонет, окаменев,
Мы сгорели в огне войны,
Мы от гари и боли черны,
Мы хотели для вас тишины,
Люди…

Я — сын земли,
наследник хлебопашцев.
Вослед за солнцем
Долго мне брести.
Я был бы счастлив
зернышком упавшим
в земле отцов и дедов
прорасти.
Во мне одном
и быль ее, и сказка,
ее крыло
несет меня в полет.
Шлем космонавта
пасечника маской
мне кажется:
сосед качает мед.
Издревле человек,
дождавшись ночи,
в глазах пересыпает
Млечный Путь.
Но сердце
только о земле хлопочет,
и лишь земное
не дает уснуть.
Не спит земля,
мое благодаренье:
планеты-сестры
позывные шлют.
Чем выше в небо
тянутся деревья,
тем дальше корни
в глубь земли идут.

Утверждают историки, языковеды, ученые,
Будто есть языки, на смерть обреченные,
Будто как пережиток уже отмереть готово —
Колыбельная песня моя — белорусское слово,
Будто скоро при встрече
Таращиться немо нам.
Будто Неман и Нямунас
Будут единственно — Неманом.
Я мечтаю о дружбе великой, всеобщей людской,
Но не верю тому, что родные реченья лузгой
Отвеются от семян человечества,
Что прорастают в вечности.
Облетают по осени боры-космачи,
А весной разжимает листва
Свои кулачки молодые.
Если даже слово мое замолчит,
Не стать ему мертвой латынью.
Живые слова
Не будут утерянными,
Им вовеки не стать
Медицинскими терминами.
Каждое слово
Языка моего выучат снова,
Чтобы узнать по нему,
Как Русь моя, белая
От весенней кипени,
От костей и саванов гибельных
Над пауками свастик,
Вольной волей своей дорожила
И как с кровными сестрами
Крепко дружила.
Когда слово мое
Вольется в людской океан,
Оно на себя примет
Роль ручейка в Гольфстриме, —
Будет мне сердце греть
Возрождаемое снова и снова,
Мое вековечное
белорусское слово!

Когда родился я, на лбу моем
Корона царская заискрилась —
Рука родная материнская,
Рука родная материнская.

Моей любимой нежная ладонь
И матери моей рука — на миг
Вы встретились впервые в волосах моих,
Вы встретились впервые в волосах моих.

Есть дети у меня. Но и теперь,
Лишь ночь распорота зарею пламенной.
На лбу своем найду я руку мамину,
На лбу своем найду я руку мамину.

О, та рука, ее рука,
Как ветвь, увядшая на склоне дней.
Состарилась на голове моей,
Состарилась на голове моей.

Необходимо
мне в грудь вживить
иное сердце,
иначе
Я умру.
И мать
свое мне сердце отдает.
Но сердце продолжает все болеть.
Оно болит
особенно, когда горит земля
от жажды по дождю.
Особенно, когда отец
все не идет с войны.
Особенно, когда брожу
среди чужих людей
и месяцами не пишу
домой.
Особенно по вечерам,
когда за холм
заходит солнце,
оно болит.
Подобной боли
не знал я никогда,
но и таким терпеньем
не обладал я тоже.

Много я стихотворений
Написал, но вот понять
Лишь одно, о доме нашем,
И смогла старуха мать.

Текст, подтекст — все это к черту!
Рифм изысканность — при чем?
Я пишу стихи простые,
Словно наш крестьянский дом.

Полночь. Белый лист бумаги.
Рукавом стираю пот;
Ох, достался трудно маме
Глинобитный домик тот.