Назад! Еще ведь время есть,
Возможность есть, возможность есть,
Бежать домой, бежать домой
И тихо возле печки сесть!
Уж лучше пусть нагайка бьет,
Чем сабля голову снесет.
Домой скорее, ибо кнут —
Не сабля, до смерти не бьет!»
Такую боевую песнь
У нас вы пели за спиной.
Господь помог, и этот бой
Победой кончился большой!
Тут драгоценных птичек рой
Поднялся из-за наших спин, —
И эти совы, то есть вы,
Заухали победный гимн!
Ах, если трудно вам молчать,
Нельзя ли хоть потише петь.
За скромность больше уважать
Мы будем вас… Зачем галдеть?
Вы лишь дурачите себя,
Воображая каждый раз,
Что ваш иудушкин восторг
Способен одурачить нас!
Пешт, апрель 1848 г.
Нас теперь возненавидел…
Перевод Л. Мартынова
{135}
Нас теперь возненавидел
Целый мир, как вижу я.
Ты сегодня одинока,
Венгрия, страна моя!
Всевозможных голодранцев
Было здесь полным-полно, —
Щедро с ними мы делили
Кров, и пищу, и вино,
Ну, а кто пришел бы ныне
С нами разделить беду?
Вот такого человека
Я ищу и не найду.
Ладно! Милостив создатель!
Будет так, как должно быть.
Все забыли? Лишь самим бы
О себе нам не забыть!
Руки есть у нас и сабли!
Горько пожалеет тот,
Кто сегодня на мадьяров
Собирается в поход!
Долговечна наша кротость,
Но — война так уж война!
Будет, будет наша ярость
Долговечна и страшна!
Как мы бьемся — неприятель
Должен помнить, должен знать!
Ну, а если позабылось,
Так припомнится опять!
Коль терпенье наше лопнет,
Распушим врагов мы так,
Что и сами пожалеем
Этих немощных бедняг!
Пешт, апрель 1848 г.
Бан Банк
Перевод И. Миримского
{136}
Глуп и трусоват был Эндре —
Наш король; бедняжка,
Червяком он извивался
Под пятою тяжкой.
Ведь узду страны держала
В ручках королева.
И шаталась колымага
Направо, налево.
Бабьи руки слабоваты,
Тут смотри, брат, в оба.
Пуще же, когда с бессильем
Породнится злоба.
Ой, с такою злюкой
Жить на свете худо,
С той, что немка по рожденью
И зовут Гертрудой!
Добрых венгров королева
Ниже псов считала,
То и дело без причины
Служб, чинов лишала.
Что ни теплое местечко —
Все для немца-плута.
Провалиться б вам сквозь землю
В Неметчине лютой!
Оскорбления терпели
Знатные дворяне,
А народу и подавно
Горе да страданье,
И стонал народ наш добрый,
Стонал повсеместно,
Как Христос, он брел, согнувшись
Под ношею крестной.
От налогов и поборов
Вылезали очи.
И трудился горемыка,
Сколько было мочи.
Всем двором на шею сели —
Ни вздохнешь, ни охнешь
Только слышно: «Знай работай,
А потом подохнешь!»
Но не все несли покорно
Тяжкие оковы:
Смельчаки объединились
И восстать готовы.
И толкуют: «Не потерпим
Мы такого срама!
Мы очистим нашу землю
От чужого хлама!»
Лишь бан Банк, наместник строгий, —
Тот судил иначе.
То ли ждал он перемены,
То ль не ждал удачи?
Но когда его супругу…
Нет страшней историй!
Расскажу ль ее? О немец,
Горе тебе, горе!
Брат светлейшей королевы,
Вельможа поганый,
Надругался, поглумился
Над женою бана.
Молода, добра, красива,
Как цветочек в поле…
Только смех ее веселый
Уж не слышен боле.
«Подымайтесь! — бан воскликнул. —
Или мы ослабли?!
Месть в моем пылает сердце!
Смерть — на острой сабле!
Други, в замок королевский!
Кто со мной — за мною!
Разнесем притон разврата
И гнездо разбоя!»
Ворвались толпою шумной.
В королевском зале
В это время бесшабашно
Немцы пировали.
Ели, пили все чужое,
Чванились и дерзко
Издевались над народом,
Над страной венгерской.
Сразу стихнуло застолье…
«Ну-ка, что заснули?»
И в глазах мадьяр горячих
Молнии блеснули.
Немчура слегка струхнула:
Тут уж не до шутки.
И вино у тех, что пили,
Прокисло в желудке.
И сказал бан Банк учтиво:
«Доброго веселья!
Добрый вечер вам, вельможи!
Что ж вы присмирели?
Присмирели, приуныли
На последнем тосте?»
А Гертруда: «Что вам надо,
Незваные гости?»
«Погоди, — сказал наместник, —
Все узнаешь вскоре.
Все скажу тебе, Гертруда,
И придворной своре.
Будь почтительнее с нами —
Пред тобой венгерцы!
Весь народ наш пред тобою
С богом мести в сердце!
Читать дальше