Дилан Томас - Сюрреализм по-английски

Порою, когда я читаю свои стихи поздно ночью,
Мне кажется, что я путник на бесконечной дороге,
И я ощущаю, как это голое, волосатое тело одиноко во Вселенной и барахтается в сумерки в степи…

Я плавал в вечности трескового рая,
Я чувствовал, как серебро бесконечных чисел тёрлось о мои бока,
Я поворачиваюсь, как крокодил, и плещусь в мутной воде
Я воплю, как вопит бабуин, когда детеныш падает с дерева,
Я, словно свет луны, заставляю лён цвести в ночи!
Я разлетелся, как ангел, на три части над Уральским хребтом!
Я вообще никто.

Я выжил, как шип в темном небе,
Я тот, с кем я никогда не был знаком,
Я несусь, как проворная рыбка по взбаламученным водам,
Я рыдаю, словно последний отпрыск в пустынных домах
Я спрятался, как лосось в бассейне на полу храма
Я то, что осталось от тех, кого любили
Я, словно букашка с черными эмалированными коленями, обнимаю кривую безумия
Я поднимаюсь, словно вечерний свет с океанских просторов
Я сражаюсь, как вечное блаженство в высоких камышах.

Наши лица сияют отраженною тьмою Тигра,
соты, слепленные пчелами, что продолжают расти после смерти,
комната с задернутыми шторами из человечьих волос.

Пантера наслаждается тем, как сгущается тьма.
Руки мчатся навстречу друг другу сквозь мили пространства.
Все спящие в целом мире берутся за руки.

Когда сплю, складываю руки на груди
Руки положат точно так же
Словно бы улетаю в себя

Когда ты умрешь, Наоми
твои волосы станут зверьком
пушистым и безымянным

Если ты еще не умер, читая
эти строки, закрой глаза и увидишь
как я чернею под веками

Лягу посплю
в своей чашечке.

Я сидел в холодных ветвях.
Я был раздетым, хотя дул ветер.
Ты стояла внизу в теплом пальто,
своем обычном пальто.

И когда ты его расстегнула, грудь обнажив,
выпорхнули белые мошки; всё, что ты говорила
в эту минуту, тихо ложилось на землю,
землю у твоих ног.

Из облаков мне в уши посыпался снег.
Со снегом смешались мошки твоего пальто.
И ветер, овевая мне руки и подбородок,
хныкал, как мальчик.

Ни ты, ни я никогда не узнаем,
отчего нам обоим стало так плохо.
Облака просочились мне в руки, и руки выросли.
Они и сейчас продолжают расти.

Я качаюсь в белом зимнем воздухе,
крик скворца опускается мне на кожу.
На очках вырос папоротник; я его вытираю,
чтобы видеть тебя.

Я вращаюсь, и дерево вместе со мной.
Вещи при этом свете полны значенья.
Ты закрыла глаза, и твое пальто
соскальзывает с плеча,

дерево отпрянуло, как ладонь,
ветер дует в такт моим вздохам, но ни в чем нет уверенности.
Возможно, эти слова украли у меня изо рта
совсем не эти стихи.

Я направлялся в центр
и вдруг увидел человека в черном,
в черном плаще и черных ботинках, он шел ко мне.

Он выставил руки перед собой,
на пальцах сверкали колечки,
он похож был на летнюю звездную ночь.

Стояло лето. Ночь была звездной.
Я шел коридором высоких зданий.
Человек в черном подошел ко мне.

Вощеные кончики усов сияли,
как крошечные копья, а зубы блестели.
Я протянул ему руку, но он не взял ее.

Я стоял и смотрел, как дурак, ему, черному, вслед,
потрясенный, униженный, слезы болтались
в душном воздухе, словно люстры.

С разноименных полюсов
медленно дует ветер.

Она движется в толще воздуха.
Он шагает по облакам.

Она прихорашивается,
взбивает прическу,

подкрашивает глаза,
улыбается.

Солнце согревает ей зубы,
она увлажняет их кончиком языка.

Он стряхивает пыль с пиджака
и поправляет галстук.

Он курит.
Скоро свиданье.

Ветер несет их навстречу друг другу.
Они машут руками.

Всё ближе и ближе.
Объятье.