Дилан Томас - Сюрреализм по-английски

Другая печально следила за ней; потом,
Без лишней спешки, как душат обычно сов,
Сбила колесо с колесницы — лежавшей
В объятьях зловещего мира…
мира без врат, без престолов, без веры,
мира без света и без тепла для жалких созданий;
мира, где даже дети сходят с ума — и, словно
Развернутый свиток, изображенье Абстрактного
Человекоубийства ко Господу вопиет.

Но вот, далеко-далеко, почти закрытый телами,
Виднеется новый пейзаж…
И на миг на балконах моего любимого сна
Проступает неживая улыбка Королевы Небес.

Даже у океана есть дно
но никому не измерить гору
моей тоски по тебе

Твой уход вырвал ломоть
из персика моего сердца.
Мне ль совладать с торпедами!
Мои скипидарные слезы затопили б аптеку.

Если ты хочешь покинуть сушу,
можно, я завяжу глаза, пока мы опять не встретились;
я принял тебя за амброзийную птичку,
не смыслившую в акустике.

А может, мне уже поздно завязывать глаза:
ведь я промокашка в брызгах чернил —
слов, напоминающих мне о тебе.

Простоволосый воздушный замок,
ты была прекрасна, словно метла из волос и плоти.

Когда ты ушла,
я был не в силах угнаться за своей безумной тоской,
и теперь-то я знаю, что скорбь может сбежать только вместе с рассудком
из безутешного, словно лестница, тела.

Январь бинтует раненую лапу,
Январь-воришка прячет бриллиант
заката, замирив его багровой кровью.

День исписался, проронив стихи,
И те артачатся, как конь пред бездной ночи.

А завтра эта рана станет глазом:
вверх по щеке взбежит росинка,
как слезка, у которой поменялись планы.

Без чувств как локти аисты свалились
Она мне по затылку лупит лёгким
И кто-то где-то кличет Пикассо
Лассо любви удавлен призрак счастья

Гнетущая печаль мешка сластей китайских
Дупло в скале как след усилий моря
Безлицый зритель со слезами, не бросающими тени
И ради этих пустяков я загубил свои стихи

В этой постели негде спать, Танги
И провод, по которому нам подавали сон, оборван
И номер ночи, номер дня един — один!
Песчинки угрожают как скульптуры

Фонтан огня ждет, когда спустят расписной крючок
И гвозди, что забил ты в землю, проросли
Мадонны и машины пыток отмеряют время
Ты тронул тучу дождь овеществился

Лyка его дуга — радуга, стрела — Египет
Мишень его неведома, а жертва — страх
Всё это лишь скелеты, спрятанные доныне
Из леденцов их кожа и нет во рту языка

Ловушки новые для древних снов расставил
О приручи их до того, как угодят в силок!
В этой постели негде спать, Танги
Всё место занято могилами сердец разбитых

— Пятнышко крови, вон там, на стене,
Минуту назад оно еще было не больше ногтя,
А теперь, кузина Агата, с каждым мигом крупнее и ярче.

Чушь. На солнышке иволги щебет.
Фонтаны обильно питают пруд.
Погода на загляденье: летний наряд аллей
Беспрестанно радует глаз. Может,
Вступить в это новое теософское общество?

— Раньше его можно было прикрыть пятицентовиком,
А сейчас, вырастая, оно всё больше напоминает ладонь.
Кузина Агата, оно растопырило пальцы. Взгляните, взгляните!

Наверно, обои отстали. Что вы кушали на обед?
Омлет? Со спаржей? Вчера вечером на сеансе
У мадам Ирани мы общались с покойным мужем
Миссис Писгах. Вероятно, он простудился:
Барабан всё время сбивался с ритма.

— Кисть, кузина Агата, а за нею рука!
Словно в кино, когда карта всё раздувается-раздувается,
Или как ветер, волной, по пшеничному полю… О, кузина Агата!

Я же предупреждала вас, Хобарт, не нужно на ночь читать «Поворот винта»
И этот бальзаков роман, как его, хоть убей, не вспомню…
Они всегда влияли на вас отрицательно.
Надо бы бросить еще одну аспиринку в вазочку с лилией.
А сейчас мне пора немножко вздремнуть на веранде.

— Кузина Агата, оно трепыхается, словно рыба,
Мокрая, мокрая рыба, и движется по стене,
Оно всё больше и больше, и тянет ко мне свои лапы!