Array Антология - В координатах мифа

Мозги залатать и себя переделать
Ни много, ни мало – семь жизней мучений,
По лезвию бритвы все дни и недели.
Прогноз обещает – дожди возмущений.

Строки поэтов столбиком
На непорочной странице, —
Черным линейным домиком,
Выстроены таблицей.
Эту таблицу символов
Не прочитает прохожий,
Авторских сложных вымыслов
Он не почувствует кожей —
Слово души истерзанной,
Как и живой подстрочник,
На лоскуты порезаны
Нервы стихов клубочных.

Тревожное НЕТ громче неслышного ДА,
Бесконечное НЕТ – под дых нежданный удар,
Отрезающее НЕТ – полнейший кошмар.
Дорога бессмысленная в никуда, —
По застывшим улицам пустующим,
Где каждый дом в костюме привидения,
И в голове полнейшее затмение.

Плетусь одна по улицам тоскующим,
Из-под ботинок НЕТ летит зловещее.

Тормозящее НЕТ забило робкое ДА.
НЕТ – надоедливо гудит по проводам.

В засаде, что ли, ДА сидит робеющее?

Изнаночная сторона роднее стала и дороже
Пушистой глади лицевой.

Смешенье обостренных чувств я на листе изображаю,
В пространство капнув густо грусть, в себе ее не замечая,
Оттенок красный с синевой размазываю вдохновенно, —
Изнаночная сторона цвета меняет ежедневно.

То белый страшно мне марать оттенком сажи прогоревшей,
То умбру вмазываю в лист, где сажа как кусочек мела —
Эмоций, давящих на грудь, расстроенною непогодой…
Я – часть осеннего листа, какой-то смешанной породы.

Изнаночная сторона – червяк изменчивого чувства
Привычней стала для меня, и строясь в столбики по пунктам, —
Из пар рассорившихся чувств, не находя своей опоры,
Меня приводит в дисбаланс, копая смысла сгнивший корень.

Если вас кусают мысли – в голову, за грудь и ниже,
Вы налейте им водички – в смысле, водочки рюмашку.
И натрите грудь и шею, может, где еще пониже —
Не жалейте! – Внутрь пять капель из горла́ дежурной фляжки, —
С чувством, с толком, с расстановкой под музы́ку Кена Хенсли
Грусть противную гоните – вон подальше из жилища,
И бегите в зал концертный к музыканту Кену Хенсли, —
Там от уха и до сердца будет чувствам вашим пища.

Вы с кумиром веселитесь, чтобы мысли не кусали —
Ни за грудь, ни где пониже, – дайте вволю им попрыгать!
Дурь всю нервную стряхните, растопчите в том же зале
И свободой поэтичной насладитесь аж до визга.
Музу Кена уведите из-под носа на концерте —
И кормите шоколадом из запасников трофейных,
С чаем, кофе или виски – главное, чтоб только вместе, —
Днем ли, ночью беспризорной говорите откровенно…

И портрет ее пишите на коленях, на ладонях,
На обоях, на холсте, – приукрасьте Музу Кена,
Чтоб она была довольна – полулежа и на троне.
И чуть-чуть для диалога – накатите Музе лени —
И испейте время встречи, Муза – ваша, а не Кена!

Невысокого роста, весь в концертном костюме,
Пианист вдохновенно парил над роялем,
Только руки его, подчиняясь «Ноктюрну»,
До-минорные чувства Шопена играли,
И Бетховена страсть, и Прокофьева мистику…

Пианист в состоянье восторга, в неистовстве,
Изнасиловал клавиши музыкой выкрика —
На пределе экстаза с улыбкою гипсовой.

Завороженный зал, упиваяся музыкой —
Замолчал-не дышал, а глаза – на затылке…
Видно, так романтичней и слушать, и чувствовать,
Представляя рисунок абстрактной картинки.

В зеркальном отраженье света
Иосиф Бродский с сигаретой
Задумчиво пускает кольца.
Внутри его борьба с собою.
И пепел падает на пальцы,
Не знавшие взрывных оваций,
А лишь обкусанные ручки,
Листы шуршащие и книги.
И это главное богатство —
Его родное тунеядство,
Учило и давало силы.
И мысли стаей прилетали,
И образы слагались в строки…
От них бегут по нервам токи,
Меня пронизывают счастьем.
Хоть лично с ним не повстречалась.
Я список Бродского читаю,
Его несдержанно вкушаю,
И запиваю горьким чаем,
И дым отчаянья глотаю.