Якуб Колас - Стихотворения и поэмы

И неизвестность их тревожит,
И мучит призрачный покой.
Чем пан еще «приветить» сможет?
С какой он явится бедой?
Приедут, верно, из участка,
Там есть у Богута рука,
И скажут хмуро, безучастно:
«Съезжай, пся кость, не жди пинка».
Они гадают так и этак,
Когда наступит черный срок…
Да что за толк от их тревог?
Тут жить не до конца же света!

В руках быстрей кипит работа,
Возок Данила мастерит,
Не помешает лишний злотый,
Топор сверкает и звенит.
По горло дел и у Марины:
Средь хаты высится станок,
Навиты нитки-паутины,
Хоть и чужой прядет ленок.
За пряжу платят чем придется:
Кто шерсти принесет, кто льна.
В кудели, как в венке, она.
Любой ей труд шутя дается!

Марина — добрая хозяйка,
Хозяину — надежный друг.
Читатель, вместе с ней давай-ка
Заглянем в расписной сундук.
То от Данилы дар на память,
Когда ходил он женихом.
Внутри на крышке — розы пламя
И домик с ярким цветником.
Рисунок сделан кудревато,
Видать, с охотой и теплом,
И в сундуке веселом том
Весь лучший скарб Марины спрятан.

В минуты отдыха Марина
Сундук любила отомкнуть,
На радость и себе и сыну
Все выложить, перетряхнуть.
Тут скатерть есть ее работы —
По краю в белых кружевах,
На ней узоры, переплеты —
Искусной выдумки размах.
Под скатертью же аккуратно
Она хранила рушники,
На них такие петушки,
Что и самой взглянуть приятно.

Гляди, Валерик, видишь — птицы.
А это — полотна кусок.
Пришлось здесь мамке потрудиться…
А вот — на праздник поясок.
Сошью рубашку для сыночка
И так украшу воротник,
Чтоб стал Валерик василечком
Среди колосьев золотых,
А он, смеясь, ручонки тянет.
Мать не натешится сынком
(Жизнь кажется ей сказкой, сном…),
И наконец в прискрынок глянет. {103}

Да разве можно удержаться,
Чтоб пропустить прискрынок тот?
В нем так приятно покопаться,
Валерик даже замер, ждет.
Один ларец работы тонкой
Достоин самых лучших слов, —
Данила для любимой женки
И тут не пожалел трудов.
Ну, чем бы, кажется, полезен
Тот дуб, что век лежит в реке?
А вот ларец в ее руке,
Не наглядишься, так чудесен!

Как жук, он черный весь, скользящий,
Возьмешь в ладони, ну — плывет.
В нем, словно в зеркале горящем,
Все движется, блестит, живет.
И так искусно он исполнен,
Что крышки не отыщешь в нем.
И весь он доверху наполнен
Лишь самым дорогим добром.
Два перстенька тут, крестик медный —
Сыночку куплен в день крестин, —
Найдется злотый не один,
И талисман есть заповедный.

Сам по себе он глупость, может, —
Никчемный красный черепок,
Но для Марины он дороже,
Чем весь тот полный сундучок.
Хранит его Марина свято,
Как чистую печаль свою.
С ним брат меньшой играл когда-то, —
Жив он иль нет? В каком краю?
Не раз Игнатка в изумленье
Сквозь стеклышка холодный жар
Смотрел на луг, на крутояр,
На лес пылающий, осенний.

Ей станет тяжко, с новой силой
Тоска, как уголь, сердце жжет:
Где он, бедняга, братец милый?
Неужто к дому не придет?..
Вот так Марины жизнь катилась
В кругу тревог, надежд простых;
С рассвета допоздна трудилась
И для себя, и для других.
Эх, бедность! Вечно над тобою
Нужда и беспросветный мрак!
И вспомнится Сымон-рыбак
С его бездомною судьбою!

Уже и сретенье минуло,
Осели пышные снега,
К теплу помалу повернуло,
День раздвигает берега.
А все февраль, холодный, лютый,
Ведущий зиму на причал,
Твердит: «Эй, люди, вы обуты?
А дров запас у вас не мал?»
Но люди рады: день светлее,
И время движется скорей,
Просторы смотрят веселей,
Покров зимы, чернея, тлеет.

В окошко солнце смотрит чаще,
А в полдень капает со стрех,
На речке пухнет лед скрипящий,
Кругом ребячий крик и смех.
Светлей и рыбака жилище.
Валерик вырос не шутя —
Ему уж четверть года с лишним,
Он сесть пытается, кряхтя.
Растет мальчонка — загляденье,
Уж знает и отца и мать.
Ну как же им не ликовать?
Ну это ли не утешенье?

Все шло тропой, сдавалось, доброй,
И жить бы можно кое-как,
Когда бы пан коварной коброй.
Не сторожил их каждый шаг.
И вот из гмины к ним нежданно {104}
Приносят желтый панский лист:
О платеже строчит пространно,
Грозя судом, канцелярист.
Но пану мало только платы,
И приказал им строго он:
В недельный срок — из хаты вон!
Вот он и пробил, час проклятый!