Владимир Соколов - Снег в сентябре

То чтоб на всем разгоне этом скором
В одно сливались щели меж досок
И сквозь волну летящего забора
Ее в саду я вдруг увидеть мог.

И удавалось. Ветки задевая
Пахучих, жарких лип. Глаза кося,
Вдруг ухватить, как средь цветного рая
Она идет, сама цветная вся.

Тот сарафан горел, мелькал в метели
Цветов, кустов, сиреней. В высоту,
Взлетал гамак, с ног тапочки летели,
И платье трепетало на свету.

Она жила, меня не замечая,
В тени читала. Может быть, стихи.
А я носился рядом, кур пугая
И загоняя кошек в лопухи.

И вот отец ее, не ради шутки,
Сказал однажды дочери: — Заметь,
В глазах мелькает что-то третьи сутки,
Лишь на ограду стоит поглядеть!

Что там за парень на велосипеде
Как угорелый мечется с утра.
Да вот смотри, опять он мимо едет.
Взгляни, Людмила. Выйди со двора.

Я разговора этого не слышал.
А просто так — представил без труда,
Затем что вдруг она, и верно, вышла,
Не собираясь вроде никуда.

На вид — от дел оторванная важных,
Она стояла, ветку шевеля,
А я летел навстречу ей отважно,
В бока уперши руки, без руля.

Велосипед тропинкой шел послушно,
С пути прямого не сбивался он.
А я смотрел на крыши равнодушно,
В успехе абсолютно убежден.

Но очень резко хлопнула калитка.
И, задержавшись около ствола,
Увидел я: меж клумб шагая прытко,
Она к террасе без оглядки шла.

Отцу сказала что-то. И сиренью
Пошла к скамье, где бились книг листки,
Пожав плечами, и с таким презреньем,
Что я за руль схватился от тоски.

…А их забор ломился от сиреней
Крутых, как кипень, бивших через край,
И так манил к себе их дух весенний,
Что лучше, друг, о том не вспоминай.

И по ночам забор мне этот снился,
Своей душил сиренью среди тьмы,
Светился мрак. Я на седло садился.
Она на раму. И летели мы.

Неслись по тропкам, улицам, полянам,
Шуршали шины, что-то нам шепча.
И мне кружило голову дурманом
Тепло от загорелого плеча.

И завитки волос ее так нежно
Моей щеки касались на ходу,
Что просыпался сразу я… Конечно,
То было только сном, мне на беду.

…С тех пор какой прошел июнь, июль…
Мой старый друг покрыт домашней пылью.
Стою, смотрю на спицы, и на крылья,
И на рогами вывернутый руль.

Его мой брат, мальчишка, потревожит.
Как я, вихраст и, видно, больше смел.
Пусть он ему, веселому, поможет,
В чем мне помочь когда-то не сумел.

Владения камня.
Бесплодная тяжба гранита
С корнями деревьев.
Завидная близость зенита.

Молчание скал.
Неожиданный грохот потока.
Обвала оскал
И орел.
Он высоко, высоко…
Он точкою черной.
Он не жил ни в прахе, ни в страхе.
Парит отвлеченно,
Задумавшись о черепахе.
И в облаке тает…

А облако тенью свободной
Ложится на камень,
Возвышенный и старомодный.

Над лапами сосен,
Над острыми шапками елей
Он глыбы возносит,
Обдутые сонмом метелей.

Он полон достоинства.
Он еще, видимо, в силе.
Как чуждое воинство,
Сосны его окружили.

Их строй поднимается,
Ветви неся, как пищали.
И вдруг открывается
Древняя область печали:

Обломок вершины,
Развалины выступов горных,
Лежат, как руины
Акрополей, некогда гордых.

Цветами обвиты
Кладбищенские перекрестки —
Надгробные плиты
И мемориальные доски.

Как мы тесаками,
Обвалы и ливни когда-то
На них высекали
Свои поминанья и даты.

Здесь копья скрестили
Часы синевы и ненастий
Над гибелью стилей,
Над прахом великих династий.

Свои поколенья
Обрывов и ветров гудящих.
Свое исчисленье
И дней и времен проходящих.

Зеленая Рила [1] Гора в Болгарии. ,
Я видел и скалы, и ели,
И все, что открыла
Ты мне за четыре недели.

Каменья, как троны,
На нет под лесами сходили.
Гайдуцкие тропы
Меня высоко возводили.

И взял я в мечтанье
В часы своего восхожденья —
Прекрасное зданье
Сложить из камней преткновенья.

Навек. Чтобы оное
Зданье как надо служило.
Чтоб вечнозеленое
Древо с камнями дружило.