Наталья Галкина - Вечеринка - Книга стихов

По рукам ударив, поменялись
и отправились восвояси.
И смеется всадник, напевая,
да и путник весьма развеселился.
Потому что в тороках старых
горстка соли, хлеба краюшка
и головка чеснока на закуску;
а в мешке вещевом потертом —
луковка, соль да ломоть хлеба.

Масс-медиа, кино, массовочка при гиде.
Жизнь имитировать — чай, не хухры-мухры.
Идет голубушка в лазоревом прикиде,
Глаза опущены, и завиты вихры.
Бегут сударики, кто супер, а кто гипер,
Канают лайнеры, и прутся поезда,
Стоит гипербола, панкуют пара хиппи, —
Глазей и радуйся, святая простота!
Что дни мои? Мираж! А вот и замиражье,
Мир приключений, прыг, вслед за которым — скок,
Приморье, черт возьми, нагорье и предпляжье,
Всевидимый сверчок на общий наш шесток.
Кино! Мне по душе твой суррогат суровый,
Твоих объятий дурь, твоих погонь метраж,
Где вороной «Рено» и «Шевроле» соловый —
Из кадра или в кадр, из ража или в раж.
Мне мил дурной простор, экранная вранина,
Наотмашь мордобой и вперебой пальба,
Приволье, Боже мой, предгорье и равнина,
Рекламное мурло у каждого столба.
Подробностей обзор в глазках киношных камер,
Разомкнутых пространств прямоугольный чок.
Засосано в игру, что было под руками,
И мусор бытия, и сор летит в зрачок.
Люблю я, синема, твоей тоски подспудной
В стакане аш-два-о подъятый ураган,
Твой контрабандный груз, твой марафет паскудный,
Технический размах твоих фата-морган…
Кино, кино, кино, ты — иреставленье света,
Смешенье всех и вся, глобальная чума,
Какое-то лицо Новейшего Завета,
Томительно светясь, сводящее с ума.

Покажи мне его не таким,
как нарядная — в глянце — открытка,
старый штамп под тавром золотым,
недостаток былого избытка.
Хрестоматия, мне тебя жаль,
ты азы и фасады талдычишь
и в давно надоевшую даль
указательным пальчиком тычешь.
Покажи мне ночные миры,
тупиковые и проходные,
галереи в тени до поры,
рукотворные ручки дверные,
где с чахоточной бродит весной
сутенер ее, март-выпивоха,
и ржавеет замок навесной,
на который закрыта эпоха,
что, должно быть, пошла по дрова
для голландки, а может, колонки,
позабыв в середине двора
на веревке трусы и пеленки.
Покажи мне навыворот град
со сварными и прочими швами,
где неясно о чем говорят
распоследними, в общем, словами.
Покажи мне мой город жилым
и в глаза не пускающим пыли,
совмещающим Рим и Нарым
в облаках изнурительной были.
Покажи мне мой город-игру
укрупнившимся из табакерки,
и чтоб в нем возникали к утру
пруд, и лебеди, и водомерки.

Напиши у кромки прибоя,
прочти вслух.
Но все этой волной смоет
и все сотрет.
И до отмели за волною
пройди вброд.
От всего, что было со мною,
замкни слух,
от всего, что было с тобою,
и стань глух.
Ибо все этой волной смоет
и все сотрет.
Словно все эта волна вскроет
и все вберет.

Там, где бредет через двор один из Калигул
(Миргород, слякоть, холодно, но тепло),
только что кончилось время римских каникул,
выцвело, исчерпалось и отошло.
Патио нараспашку, детсад бетонный,
Тришкин кафтан простора, новый район.
Перебегает улицу Гермиона,
а тротуар неровен и накренён.
Что тротуар, и час неровен, и складень
суток нескладен с декадами набекрень,
и не приходится, ряженый, день на день,
утром сугроб, а к вечеру мокретень.
Тихо вошел в подворотню хан Гюлистана
с рыжею ведьмой об руку при метле;
а Калипсо поехала по Расстанной
без конвоиров в новеньком «Шевроле».
Статуи нынче шляются по Эдему
в жалких его деревьях в духе Ватто.
Ты подожди, я только парик надену,
тему сменю и старенькое пальто.
Все, говорят, в Рим, говорят, дороги,
только из Рима нет дорог, дорогой.
Десятилетия Святок! Месяц, двурогий,
как Искандер Зу-л-Карнайн, над ночной рекой.
В магии плещемся, прячемся в балаганах,
хари меняем, личины, тульи, венки.
Что ты? о чем? о выборах? о Балканах?
суженый, ряженый, кружево у щеки.
Переместилось время римских каникул,
перегорела лампочка на столе;
вот и проносит бурсак свечу и Книгу,
чтобы начать читать в свечной полумгле.

В светцах люминофора
волна голубовата
от берегов Босфора
до берегов Евфрата;
слегка сменив окраску,
и лодочке, и зыбке
вода лепечет сказку
о рыбаке и рыбке.
Провал и гребень мчатся
привычною стезею,
готовые разъяться
на жемчуг с бирюзою.
Потворствуя прибою
с волною за волною,
бегу я за тобою,
как ты бежишь за мною.
Любовь не виновата,
что капля точит горы
от берегов Евфрата
до берегов Босфора.