Array Антология - Тропинка в дивный сад

Не защищай! Одна она виновна,
Что от Любви землей отделена.

В отсутствие беснующихся масс
И вспышек лупоглазых объективов,
Они сюда пришли всего на час, —
Повспоминать, без всякой перспективы.
Пока шумят над Лондоном дожди,
Грибы зонтов раскрыться заставляя,
Так хорошо молчать им взаперти,
Не торопясь аккорды расставляя.
И пусть гудит на «двойке» «усилок»
И винт «хай-хэта» вновь ослаб на «нитку»,
Но голубой житановый дымок
Лишь оттеняет добрую улыбку.
И золотые круглые очки,
Как два кольца, что слиться воедино
Все не спешат… Но жадные зрачки
Раскосых глаз внушают – «мы – едины…»
И не приемля визглый авангард,
Что гладит плечи лирика от рока,
Тузы не видят пятого… Азарт
Сошел на грусть, на песни без восторга.

Неярко на Биг-Бен пропел «шестой»…
И Гайдн-парк – прям зеркальце на полке…
Осенний дождь… и дождь за запятой…
Никак с последней нотой не умолкнет.

Где почтенно коровы по улицам ходят
И быки красноглазые алчут войны,
Как-то раз, поутру, проезжал я на «Хонде»
И… представь, один бык, аккурат с белены,
Поравнялся со мной, увидал и… Не сладко
Мне пришлось бы – возьми я чуть влево руля…
А людей – ни кого. «Что за дикие прятки —
Хорониться в кустах?!» – недовольствую я.
Эт деревня – Посад. Живописное место.
Луговые холмы, все вокруг озерца…
И само озерцо только местным известно,
Где увесистый карп так идет на живца.
Я присел на траву и не мог надышаться,
И не мог наглядеться простой красотой.
И так славно мне было во всем отражаться,
Чтоб все это во мне отражалось потом.
Я глядел на коня, что играл с жеребенком, —
Жеребенок и конь были черны, как ночь.
И мыча от любви, зазывала буренка
Молодого быка, что до телок охоч.
И, купив молока у несмелой хозяйки,
К удивленью не встретив иных голосов,
Я пустился назад… и соседские лайки
С километр пасли предо мною коров.

В лиловых туманах, меж горных хребтов,
Недобро застыло камней повторенье:
Колючая готика темных строений
С глазницами окон незрячих от снов.
Там синие звезды встречают гостей,
Пытаясь достигнуть намеченной цели, —
Изящны и цепки, как жало пинцета
И… девятилучие – льда холодней.
Пугливо по окнам прошелся огонь
И… мистик в видениях сосредоточен,
С пером и бумагой выходит средь ночи
Построчно вздыхать неизвестно о ком.
Он тайною болен. Он ищет свечу.
Он бродит, как лунь, освещая гробницы
Безжизненных залов, где бледные лица
Взирают со стен, не смущаясь ничуть.
Пусть мир этот страшен и долог туннель…
Но явственны тени, пути, переходы…
«Э-э-эй!!!» «…эй!» – вторит эхо от страха поодаль
И… в жадную глотку вливается эль…
Призрев с высоты католический дух,
Летит на драконе кудесница Света…
Не веря, что Солнце – всего лишь монета
Для темных людей, проживающих тут.

В окопах, будто в вырытых могилах,
Куда его загнал огонь войны,
По камню выцарапывая силы…
Он поднимался к жизни… А под ним
Цвела земля, – та, русская, родная,
Несущая веками лихолеть,
Что травами, погибших пеленая,
Назло врагам пускалась зеленеть.
И оглушенный взрывами снарядов,
С кровавым хрипом брани, на «ура»,
Он лил огонь, крестя фашистских гадов
Во имя правды, мира и добра.
И рев, и стон, и холод оплеухи
Сырой Земли, что бой разборонил…
Душа болит у Матери-Старухи:
«Недоглядела… Что же вы, сыны?»
И рвутся сны на жалкие лоскутья…
«Не спать… не спать…» Разведчик дал сигнал.
И танк ожи́л – упрямая паскуда,
Затарахтел и… вытолкнул из сна…
Ожил другой… И вот уже их – двадцать…
Ах, если б не война, в звучанье том
Вполне могло солдату показаться,
Что шли комбайны в поле золотом.
Да только нет доверия картине,
И, дав противотанковый ответ,
Одним броском был выигран поединок,
Без лишних слов: частушечный куплет.
И понеслось по флангу: «Батарея!
Прицел сто двадцать! А, твою! Огонь!..
Давай! Давай, братишечки, скорее!
Гляди! – ползет!.. И вы, давай, ползком!..»
Хлопок. Звон гильзы. Вспрыгивает пушка
Под стать мустангу в маревых степях.
А в блиндаже, слюною брызжа: «Нужно!!!» —
Орет полковник, время торопя.
Кустятся взрывы. Алою смородой
По тем кустам алеет чья-то боль…