Фернандо Пессоа - Тень над рекою. Антология экзистенциальной лирики

И сходство печалит меня

И смутной тоске я вручаю

Кипучие горести дня.

Но то, что гнетет, нарастая,

И плачет всему вопреки,

Живет выше облачной стаи,

Почти за пределом тоски.

Я даже не знаю, дано ли

Душе разгадать его суть.

И силюсь поверхностью боли

Ее глубину обмануть.

Сегодня, в ясной тишине заката,

Когда неспешно подступает мрак,

Хочу постичь, каким я был когда-то,

Каким я стал, и почему, и как.

Но прошлое пронизываю взглядом

И вижу: я всечасно походил

На все и вся, что обреталось рядом,

Собою быть недоставало сил.

Минувшее! забытая страница

С изображеньем чуждого лица!

Осколок истины во мне таится,

Стремленье без начала и конца.

Мне цель была от века незнакома,

Из двух путей годился мне любой;

Я был в миру ― частицей окоема

И был ничем наедине с собой.

Я, чуждый очертаниям доныне,

Разнообразен там же, где безлик.

Я по себе влачусь, как по пустыне,

Свой собственный изменчивый двойник.

Быть может, я (все быть на свете может)

Из обликов нездешних соткан весь,

И суть мою душа пространства множит,

И есмь лишь потому, что явлен здесь?

А может (не положено предела

Стремленью мысли!) ― о, быть может, я

Продленный миг, который жаждал тела,

Дабы вкусить земного бытия?

Сменившая ночь в ее блеске и лоске

Промозглая рань

Как траур вдовы, после длительной носки

Поблекшая ткань.

И в небе рассветном, где завесь сырая

Все так же темна,

Несбыточность рая ― от края до края

Глухая стена.

Бессмысленный день уготован мне снова

И холод в душе

Из-за несвершенности дела, какого

Не сделать уже.

Что печалит ― не знаю,

Но не в сердце ютится

То, чему в этом мире

Не дано воплотиться.

Только смутные тени

Тают сами собою

И любви недоснились,

И не узнаны болью...

Словно грусть облетает

И, увядшие рано,

Листья след застилают

На границе тумана.

Не разойтись туману.

Поздно, и ночь темна.

Всюду, куда ни гляну,

Передо мной стена.

Небо над ней бездонно,

Ветер утих ночной,

Но задышало сонно

Дерево за стеной.

Ночь он не сделал шире,

Этот нездешний шум

В потустороннем мире

Потусторонних дум.

Жизнь лишь канва сквозная

Яви и забытья...

Грустен ли я, не знаю.

Грустно, что это я.

Льет. Тишина, словно мглой дождевою

Гасятся звуки. На небе дремота

Слепнет душа безучастной вдовою,

Не распознав и утратив кого-то.

Льет. Я покинут собою...

Тихо, и словно не мгла дождевая

В небе стоит ― и не тучи нависли,

Но шелестит, сам себя забывая,

Жалобный шепот и путает мысли.

Льет. Ко всему остываю...

Воздух незыблемый, небо чужое.

Льет отдаленно и неразличимо.

Словно расплескано что-то большое.

Словно обмануто все, что любимо.

Льет. Ничего за душою...

Горы ― и столько покоя над ними,

Если они далеко.

Свыклась душа моя с мыслью о схиме,

Но принимать нелегко.

Будь я иным ― верно, было б иначе.

С этим я жизнь и пройду.

Словно глаза поднимаю незряче

На незнакомых в саду.

Кто там? Не знаю. Но веет от сада

Миром, которого нет.

И отвожу, не сводя с нее взгляда,

Книгу, где канул ответ.

Ничего не свершив и не зная труда,

Только грезил бездумно и вяло.

Видел, дни мои мимо текли в никуда

И усталость во мне нарастала.

Юность длилась и длилась, себя пережив,

Пережив, все же двигалась дальше.

Слабый голос надежды был скучен и лжив,

Даже юность устала от фальши.

Бесполезных часов неизбежен полет,

Дней пустых бесконечно скольженье.

Так хоть раз опоздавший всегда отстает,

Так ленивый лежит без движенья.

Суть моя неподвижно бредет стороной,

Видит: я прозябаю без цели.

Вечер скуку зеленую льет надо мной,

Чьи желанья давно оскудели.

Как забытые морем на суше суда,

Жизнь ненужная, полупустая.

Без надежды позвольте уснуть навсегда,

Лучшей книги вовек не читая!

Я жалок, я ничтожен и смешон,

Безмерно чужд и целям и заветам

Как все: один их начисто лишен,