Фернандо Пессоа - Тень над рекою. Антология экзистенциальной лирики

Немая, как разверстая могила.

Туда стремится наша мысль, волна,

Которую ветров слепая сила

По океанам сущего носила;

Там и уйдет в забвение она.

А коль всплывет случайно, чтоб проститься

С тем миром, где, как в воздухе для птицы,

Был для нее естествен ход вещей,

Сквозь пелену предсмертного тумана

Лишь миражи вселенского обмана

Да пустота предстанут перед ней.

Нет, я не грежу наяву, когда

Ищу не форм, не кажимости зримой,

А вижу сути лик неповторимый,

В недвижности застывший навсегда.

Что мир вокруг? Видений череда,

Минувшего обломки, клубы дыма,

Туман обмана и бессилья, мимо

Над пустотой проплывший без следа.

И слышны только мне в ночи бездонной

Глухое бормотанье, вздохи, стоны

И жалобы материи слепой,

Что алчет вновь и не находит снова

Иного света и конца иного:

Она их лишь предчувствует порой.

Чуть больше солнца — стал бы жаркой пылью.

Чуть больше неба — я бы в нем исчез.

Не донесли надломленные крылья

всего на взмах до голубых небес.

Тревожен я или спокоен? Тщетно…

Все поглотил обманчивый отлив.

Мечта моя осталась безответна,

меня навеки болью наделив.

Почти любовь, почти триумф над бездной,

почти надежда и почти мечта… Но жар

души расплескан бесполезно,

все — призрак, все — пустая суета.

Как больно непрерывное «почти»!

Мне счастье лишь на миг один сверкнуло,

и все утрачено: крыло взмахнуло,

но не сумело к небу вознести.

Я погубил все храмы, где когда-то

колени преклонял у алтаря…

Реке не суждено уйти в моря, —

о, как горька подобная расплата!

И мрачными и темными порой

мне кажутся сверкающие своды, —

решетку тяжкую взамен свободы

кует разочарованный герой.

Я созидать хотел, но вижу ныне,

что ни единой цели не достиг…

Все тягостно, во всем царит унынье,

всего коснулся я на миг.

Чуть больше солнца — стал бы жаркой пылью.

Чуть больше неба — я бы в нем исчез.

Не донесли надломленные крылья

всего на взмах до голубых небес.

Виденья гильотин и пыточных щипцов,

Снаряды, крепости ― печальной вереницей,

Истерзанный закат, болезненно пунцов,

Над головой кружит огромной хищной птицей.

И крылья света бьют, я глохну от ударов,

А запахи кричат, кричат во мне цвета:

То вихрь из лезвий, резь в глазах и краснота,

Кровавый морок чувств от режущих кошмаров.

Я ― часть сияния, я пойман белизной,

И светом я дышу, откуда он? Бог весть…

Хочу единства с ним, но исчезаю весь.

Похоже на свисток призывный в мир иной.

Колеблется вокруг, чтоб накипью осесть,

И поиски себя, я вижу, бесполезны.

Диск золотой в мозгу, он, в самом деле, есть?

Закрыв глаза, страшусь ― неведомого, бездны.

Какому колдовству себя отдал во власть?

Весь Ад в моей груди ― отравленная пика.

Но образы плывут в раскинутую снасть,

Но гениальна боль, разверзшаяся дико..

Не опиум, о нет, унёс меня в огне,

Мой алкоголь сильней, пронзительней и злее:

Он замещает кровь и к сердцу льнёт, алея,

Мощь утра так грозна, что сумерки во мне.

Куда идти в пустыне? Я устал.

Так безнадежно точно мир измерен,

что оказались ложными те двери,

которые я сущими считал.

Баркасы рьяные, где ваш порыв угас?

Какой водоворот вас успокоил?

Какие скалы, бедствие какое

разбили в щепки, обольщенных, вас?

А ты, корабль, багровый, как заря,—

рвались мы оба к солнечной Шампани,—

и ты погиб? Иль бросил якоря

в портах волшбы, в магическом тумане

Пришел с попутным ветром галион,

семь мертвых дев в семи каютах, стыли,

псалмы читали, флаги приспустили,

и был безлунным темный небосклон.

Я шел, касаясь поручней моста,

и мост исчез в тумане серебристом,

фата-морганой оказалась пристань:

за ней не океан, а пустота.

Тот, кто не Я, стремится к вышине,

к мостам фальшивым, расстояньям ложным,

к мирам миражным, зыбким, невозможным, ―

тот полу-Я, кто не подвластен мне.