Божена Мицкевич - Лепестками усыпанный вечер

Да, пионы, увы, не розы,

да, пожалуй, они просты,

но на них просыхают слезы,

когда падаешь с высоты.

Пусть пионовый рай не долог,

тронешь чуть и он опадет,

Пусть и так, но покой мне дорог,

когда радость ко мне не идет.

Нежно розовой стаей фламинго,

окружат лепестки пионов,

и далекий, забытый «амиго»,

не увидит ни слез, ни стонов.

Прохладное утро, сулит жаркий день,

не спрятаться нам

в тенистом саду.

Стою, обнимая рукою плетень,

еще только миг

и опять я уйду.

Уйду, как туман в поднебесные дали,

вернусь может осенью,

хочешь, так жди!

Тогда нам рябина навесит медали,

алмазами лягут к медали

дожди…

Прохладное утро, обманно морочит,

манит, обещает,

журчит ручейком…

Как будто сказать

оно дружески хочет:

одной мне стоять

у плетня

вечерком.

Поставила чашку тебе по привычке,

смотрю в монитор, мой изменчивый друг,

Но ты мне не пишешь, пустые странички

летают как птички вокруг…

Мой изменчивый друг.

Я знаю: заходишь, я вижу: листаешь,

ты слушаешь музыку, только молчишь.

А может, ты чай мой здесь попиваешь,

и с чаем в эфире пряная тишь.

Изменчивый друг…

Так длиться не может, но ставлю я чашку,

и ближе к экрану печенье кладу,

Возможно, почувствовав в чае ромашку,

ты чашку возьмешь, и тогда я войду…

Мой изменчивый друг!

Акварельное небо рвет пурпур парусов,

раскрывают мосты свои крепкие руки.

Мы кладем в этот день на чашу весов,

все тяжелые дни без надежды в разлуке.

Алым светит любовь, та что верит мечтам,

та которой давно не знакомы наветы.

Та любовь, что подобна страданьям Христа,

трелям птиц-соловьев в саду на рассвете.

Кто надежду хранил, верил, ждал до конца,

тот достоин испить яркой радости хмель.

Для него полыхнут огнем паруса,

заслонив небосклон от невзгод и потерь.

Все поезда спешат на юг и те,

что движутся на север,

по стрелке совершая круг,

вернутся в мир, где белый клевер

шмелем любовно опылен.

Вернутся в мир, где в дождь влюблен

усталый, преклонивший стан,

густой каштан.

Где моря блеск до окоёма

и из оконного проема

мне так же виден

мир чудес: прекрасный лес

на горных склонах.

Спускается к реке попить

енот, любитель белых сушек,

носитель маски, мягких ушек,

от удовольствия сопит.

Все поезда спешат на юг,

все в мире совершает круг,

и к радости мы от беды

летим по кромке, у воды

светло и чисто

нашим душам…

и пусть покой наш

не нарушат

разлуки горькие

следы.

Ромашковое поле и солнце света мёда,

мне чай горячий обжигает нёбо,

страницы книг сулят хороший день.

Читаю я под липой, там, где тень

легла лиловым мягким пледом…

Я в книгах еду к морю,

в горы еду…

Там бурно плещется волна,

поет зурна, и с гор спускается луна

испить воды прозрачной…

Листаю дальше, словно жизнь,

проносится там скорый поезд:

держись за поручни, держись!

Но ветер книгу вдруг закроет

и я

одна…

А меж страниц поет зурна…

О, лжец! Твои засохли розы,

нещадно солнце их палило,

и хоть лила на них я слезы,

я жизни роз не сохранила.

Они увяли, как любовь

с годами вянет в наших душах.

С годами губы, очи суше

и розы сложно воскресить,

когда пытаешься любить

подобно юной, стройной лани…

Забудь, уже иные грани

открыты для моей души…

Уже далекие лощины

в стога ночами не влекут,

там звезды патокой текут,

а розы так же ранят больно —

воспоминанием любви…

Довольно! Я прошу: довольно!

Ты лжец! Уйди и дай забыть!

Я розы не хочу любить,

я ландышей собрала утром

в порыве чистом и минутном,

в порыве искреннем забыть,

забыть тебя и не любить!

Благодарю, Господь, за свет небесный,

за ветер сильный и дождливый май,

За то, что между туч нам солнце светит,

и счастье льется часто через край.

Благодарю за слезы и печали,

от них душа становится светлей…

Благодарю за то, что замечаем

мы красоту обычных, будних дней.