Ханс Бёрли - Из современной норвежской поэзии

Железо с фосфором добыть умея,

из ничего, из вакуума пьет.

Смеетесь: небылица, анекдот...

Но вот она - волшебница-уснея.

Ты вещества отвергла постоянство,

трава-алхимик. Ни к чему нам чванство -

и мы живем рассудку вопреки:

питает воздух корни и ростки,

и вес мы презираем, и объем.

Душа и ты - вы связаны родством.

«Тогда лишь цвет определен толково,

когда измерена волны длина».

...Но что ж про зависть говорят «черна»,

а женщин будоражит цвет лиловый?

Науке ни к чему слепое слово,

она сомнений наших лишена:

легка лишь для профанов желтизна,

а черный давит тяжестью свинцовой.

Что красный значит - «горячо», «опасно»,

а голубой - «прохладно» и «светло»,

не скажут оптику миллимикроны.

Едва ль ученый представляет ясно,

как убыло самоубийств число,

лишь Tower Bridge покрасили в зеленый.

Как целый пласт культуры заключен

и оживает в черепке кувшина,

где гроздь одна - столетия картина,

так в слове дышит океан времен.

Мир звуков малый тесно заселен:

в нем мудрость древних рас, в нем опыт длинный.

Мечты земные, жизни сердцевина

в словах «звезда», и «брат», и «небосклон».

Мы родились для слов, мы все поэты.

Красе невольной в речи не укрыться -

мы не умеем не проговориться

и выдаем древнейшие секреты,

сказав и то, что думали сберечь,

поскольку нас умнее наша речь.

То было бесконечным заточеньем:

ты жил, но ничего еще не мог.

Быть связанным, когда река у ног, -

вот детство: ждать над плещущим теченьем.

Была и юность: снова ждал с мученьем,

когда придет мужских свершений срок.

Вдоль берега пустого мчал поток,

ты маялся неясным назначеньем.

Была и зрелость. И она не знала,

что нес тебе поток. И ты страдал

о том, что приключилось слишком мало.

Теперь ты знаешь: не о чем мечтать,

унес поток все то, чего ты ждал.

И это можно старостью считать.

Сложила губы, как для поцелуя,

улыбкой тронув, вмиг лишила сил,

к тебе тянулся взглядом сквозь толпу я -

трамвай сигналил мне, а я застыл,

улыбка колокольчиком звенела -

я под колеса чуть не угодил.

На Драмменсвейен сгинуть - вот так дело,

в потоке ног, бегущих из контор!

Бреду я в шоке, будто угорелый,

на тротуар... С каких же это пор

люблю тебя я так неудержимо,

что от улыбки на путях затор...

Пойми же та, что чересчур любима:

на мостовой не избежать аварий;

не проноси своей улыбки мимо,

но улыбайся впредь на тротуаре!

Перевод Е.Аксельрод

Двигаться так мы хотим на земле: точно семя -

вскрывшись, оно предвкушает зеленый росток.

Не по стеклу, как муха, не как туристов племя -

но как растенье: побег, и листок, и цветок.

Двигаться так мы хотим: точно тема в сонате -

через контрасты в изменчивом ритме своем.

Иль как ребенок, что мяч свой под вечер катит

улицей детства и следом бежит за мячом.

Перевод Т.Бек

Хватит мыкаться в тревоге,

на семь бед - ответ один:

устарели педагоги,

наступает век машин.

Школа и машина в спайке,

человек ушел в запас...

Закрути винты и гайки,

чтобы выучиться враз.

Прежний опыт слишком долог,

надо гнать его взашей.

Пусть учитель как технолог

обучает малышей.

На вопрос о целях смуты

автомат проговорит:

- Сэкономлены минуты,

уничтожен индивид! -

На вопрос, зачем ограблен

дух, машина скажет: - Ах!

Оставайся, милый Чаплин,

в старых «Новых временах».

А не сможешь - привыкай-ка

к наставленьям шестерни...

Педагоги Винт и Гайка

воцарились в наши дни.

Ты на кнопку жми, не бойся.

Ты осуществляй прогресс...

Жми, не бойся - будет польза:

новый вырастет балбес!

Сегодняшний вечер исполнен привета...

Сжимается грудь

от мысли, что можно чистейшего лета

глоток отхлебнуть!

А сумрак в кленовом мерцании вымок,

а день под прощальную песню травинок

сбирается в путь.

Часы голубые в часовенке леса...

Мне слышится чуть

их бой, не имеющий силы и веса, -

но в этом ли суть!

Не так ли ребенка баюкает мама?

...Планета с любовью желает упрямо

к себе же прильнуть.