Сильвен Тессон - Лето с Гомером

Гомер пишет об этом разрыве на протяжении всей поэмы. Одиссей, Ахиллес, Гектор являются воплощением человека, разрывающегося между зовом бескрайних просторов и уделом домоседа. Нужно ли пытаться стать легендой или лучше довольствоваться маленькими радостями жизни? Фабрицио дель Донго будет задаваться этим вопросом в начале своего непростого пути, на берегу озера Комо [42] Фабрицио дель Донго – герой романа Стендаля «Пармская обитель». . Жозеф Кессель кратко охарактеризует эту дилемму невозможностью выбора между «остановкой и движением» [43] Жозеф Кессель (1898–1979) – французский писатель. . Этот разрыв можно было бы охарактеризовать тысячью способов: что выбрать – супружеское ложе или любовную авантюру, домашние тапочки или семимильные сапоги, морские карты или игральные, пижаму или автомобильные гонки, развилку дорог или родной порог, жену или войну, послушных детей или ретивых коней?

Для греков гомеровского периода условиями этого уравнения являются с одной стороны добропорядочная жизнь, с другой – слава.

Андромаха, жена Гектора, раньше всех понимает, что этот выбор является самым важным. Она умоляет его:

Она предчувствует смерть мужа. Будем ли мы помнить о нем, о том, что он больше не обнимет своего сына? Когда воины понимают это предчувствие Андромахи, уже слишком поздно. Одиссей, вернувшись на Итаку, говорит своему свинопасу:

Менелай признаётся Телемаку, когда юный сын Одиссея приходит просить у него совета:

Но самое душераздирающее экзистенциальное раскаяние мы услышим от Ахиллеса. Одиссей встречает его в аду и, думая, что льстит ему, заверяет, что он оставил о себе добрую память.

Парящий призрак Ахиллеса отвечает ему, что тот глубоко ошибается:

Герои, буржуа, ангелы, демоны, те, кто находится в тени, и те, кто на полном свету – будьте бдительны! – предупреждает Гомер. Не стремитесь слишком преуспеть в своей смерти. Вы рискуете испортить то, что ей предшествовало и что не стоит недооценивать, – жизнь!

Смелый, красивый, гармоничный, сильный, славный, готовый отречься от кофейной жизни , как Стендаль называл легкое существование, – таков греческий герой. Может быть, поднявшись слишком высоко, однажды он пожалеет о том, что не сумел оценить свое последнее весеннее утро. Герой – человек безупречный. Возможно, однажды ему придется омыть свои славные латы слезами.

Гомер не ограничивается портретами воинов Троянской войны. Между строк вырисовывается еще и фигура греческого человека . Человек античности – это модель, которая нас волнует до сих пор. Две тысячи пятьсот лет назад на берегах Эгейского моря небольшая группа утомленных солнцем и измотанных бурями моряков и крестьян, пытающихся вырвать у голых камней хоть немного жизни, дала человечеству ни с чем не сравнимое мировоззрение, стиль жизни и образец поведения.

Греческое существование управлялось двумя нравственными императивами: гостеприимством и благочестием. В обеих поэмах мы видим приношения богам и сцены пиров, на которых гость – Одиссей у феаков или царь Приам, пришедший в стан своего смертельного врага, – принимается со всеми почестями. В земном мире, являющемся отражением космического мироустройства, прием гостя – это почтение к богам. Иными словами, пир – мирской вариант жертвоприношения. Не воздать почестей богам перед принятием важного решения считалось нарушением космического порядка. Не принять стучащего в дверь дома бродягу значило не уважать себя. Но у Гомера во всем соблюдается мера: нельзя хвалиться добродетелью гостеприимства, если вы не можете принять гостя как полагается. Проявление добродетели в античности никогда не ограничивается некими абстрактными намерениями. Ничто не может подтверждаться исключительно словами. Если гостя принимают – будь то беженец или жертва кораблекрушения – значит ему есть что предложить. Щедрость у Гомера не сводится к заявлению о намерениях. Если кто-то заявляет о гостеприимстве, значит он обладает средствами для его обеспечения.